Клятва королевы

Минувший год ознаменовался для нас с Фернандо нескончаемой работой по преодолению последствий войны с португальцами. Мы трудились не покладая рук, карали продажных вельмож, оказывавших Альфонсо тайную помощь, и сравнивали с землей их крепости, лишали прочных стен, за которыми они могли спрятаться. За годы беззаконного правления моего отца и Энрике в Кастилии в изобилии появились частные замки — некоторые гранды до сих пор воображали, будто стоят выше короны. Они собирали дань с окрестных селений, словно феодальные военачальники, усеивали ландшафт укрепленными цитаделями, полными подчинявшихся лишь им слуг. Некоторые даже отвергли наш призыв к оружию во время португальского вторжения, и после войны мы с Фернандо решили, что пора преподать им урок, который они не скоро забудут. Мы объявили, что останутся нетронутыми лишь те замки, на которые получено наше официальное разрешение. Если сеньоры не возьмут на себя снос незаконных владений, мы сделаем это за них и вдобавок наложим на владельца в наказание крупный штраф.

Мы также созвали кортесы, чтобы далее усовершенствовать законодательство и возродить возглавляемый гражданами Санта-Эрмандад — Святое братство, правоохранительный орган, который, как и многое в Кастилии, был в полной разрухе. С помощью Братства мы намеревались восстановить порядок в дальних провинциях, преследуя мятежных наемников и прочих преступников. Постепенно, город за городом, селение за селением, деревня за деревней — иногда казалось, камень за камнем, — мы подчинили Кастилию нашей власти.

Обобранный и брошенный португальскими союзниками, во дворец явился Диего Вильена, умолял на коленях о прощении. Готов был лишиться всего, и, в отличие от его отца, у него не было Энрике, на которого он мог положиться. Хотя Фернандо настаивал, что Диего следует отрубить голову, я рассудила иначе — восстановив аристократические привилегии Вильены, мы заручимся поддержкой знати, продемонстрируем, что способны на милость даже перед лицом откровенного предательства. То было рискованное предприятие, но вскоре оно окупилось с лихвой — несколько вельмож, сопротивлявшихся нашему приказу сократить свои владения, хоть и с неохотой, но пришли к нам, дабы поклясться в верности.

Что касается архиепископа Каррильо, никакого раскаяния с его стороны не последовало. У меня не осталось иного выхода, кроме как приказать ему отказаться от всех мирских благ и навсегда поселиться в монастыре Святого Франциска в Алькале под страхом тюрьмы. Сломленный своими же поступками и брошенный всеми, даже слугами, которые сбежали в ночь с остатками его немногочисленного имущества, он подчинился приказу, отправился под стражей во францисканский монастырь, чтобы прожить там остаток дней в нищете и забвении. Хотя я и сожалела, что столь отважный служитель церкви и воин так низко пал из-за собственной неуступчивости, лично к нему никакой жалости не испытывала. В отличие от Вильены, чья молодость и дерзость швырнули его в объятия безрассудного союза с Альфонсо Португальским, Каррильо преднамеренно мстил мне за то, что я последовала совету Фернандо, а не его. На этот раз о прощении не могло быть и речи.

И тем не менее, даже когда Каррильо больше не мешал и наш план перестройки королевства быстро продвигался, я продолжала бороться с собственными тревогами. После выкидыша я больше ни разу не зачала, и опытные врачи, с которыми я советовалась, не могли дать внятного объяснения. Все они рекомендовали больше отдыхать и посвящать себя занятиям, подходящим утонченному женскому темпераменту. Похоже, они полагали, что поведение женщины, свойственное мужчине, каким-то образом препятствует зачатию, я же считала это абсурдным. Вряд ли исполнение обязанностей царствующей королевы могло помешать моему освященному Богом женскому предназначению.

Тревога, однако, не покидала меня, особенно в постели с Фернандо. С тайной помощью Инес я раздобыла отвратительно пахнущий отвар вербены, чтобы успокоить нервы. Я молилась с двойным усердием, даже ездила на север, в Бургос, во время страшной бури, чтобы посетить уединенную часовню Сан-Хуана-де-Ортеги, где находился примитивный каменный рельеф, якобы изображавший рожающую женщину. Часами стояла перед ним на коленях на ледяных плитах, прося поддержки, пожертвовала средства на постройку большой церкви этого святого, но в моей утробе ничто не шевелилось. Месячные оставались нерегулярными, как всегда, но кровь неизбежно шла, зачастую столь сильно, что я стискивала зубы от боли. Я не могла понять, почему Господь, столь многое даровавший, направивший нас к победе над Португалией, не дает нам с Фернандо единственного, столь желанного благословения — принца, который унаследует короны после нашей смерти и навсегда объединит Кастилию и Арагон.

В конце концов Фернандо заметил мою озабоченность. Ночью в покоях, после того как закончились аудиенции и мы сняли с себя украшенные драгоценностями регалии, он прошептал мне ободряющие слова, пытаясь успокоить.