— Ради всего святого, я не врал. Это было еще до нашей свадьбы. — Он шагнул ко мне. — Я сам собирался рассказать тебе, Изабелла, клянусь. Мальчик… ему всего два года и…
— Я не про первого ребенка. А про того, которого ты сейчас ждешь.
Он застыл. Я почувствовала во рту вкус крови от прикушенной губы.
— Не оправдывайся, — сказала я. — Та женщина… ты ее любишь?
— Нет, клянусь тебе, нет! — Он беспомощно взглянул на меня. — Всего лишь миг слабости, безумия. Я был далеко от тебя, от нашего дома; так устал от войны, от бесконечных ночей ожидания атаки французов. Казалось, за мной наблюдает весь мир, ожидая моей гибели. Я… мне требовалось утешение.
— И потому ты лег в постель с другой женщиной, пока я здесь спорила с матерью, заботилась о дочери, переживала смерть Энрике? Ты предал наши брачные узы лишь оттого, что устал и нуждался в утешении?
— Да. — Он помолчал, качая головой. — Не стану говорить, что поступил правильно. Не знаю… сейчас я об этом сожалею, но я всего лишь мужчина. Я не идеален, Изабелла, и никогда таковым не притворялся.
Внутри у меня все сжалось, словно от удара.
— Ты уверен, что ребенок твой? — спросила я, и мой холодный, бесстрастный голос показался мне чужим.
Фернандо вздрогнул — судя по всему, об иной возможности он не задумывался.
— Думаю, да, — тихо ответил мой муж. — У меня нет причин считать иначе.
— Что ж, хорошо. В таком случае, как только ребенок родится, ты должен позаботиться о его надлежащем содержании. Найдешь для него достойное место — в церкви, если это мальчик, или в прислуге знатной дамы, если это девочка. Мне не хотелось бы, чтобы о короле Кастилии говорили, будто он пренебрегает своими обязанностями.
Собравшись с силами, я заставила себя задать последний вопрос, ответ на который мне на самом деле знать не хотелось, ибо после этого в реальности случившегося уже нельзя было усомниться.
— Тот, другой ребенок, мальчик, — как его зовут?
— Альфонсо, — негромко сказал он. — Как твоего покойного брата.
— Понятно. — Я взглянула ему в лицо, увидела отразившиеся на нем любовь и чувство вины, печаль и искреннее сожаление — и мне вдруг показалось, что вся жизнь и любовь лежит у наших ног, разбитая вдребезги, подобно хрупкому стеклу. — Пока мы тут сидели, добиваясь равенства и превознося наше tanto monta… что ж, теперь мы действительно равны. На бумаге. Но оба знаем: настоящего равенства между нами никогда не будет, пока один из нас хранит подобные тайны.
— Изабелла, прошу тебя. Это всего лишь опрометчивость с моей стороны! Она ничего для меня не значила.
— Возможно. Но для меня значит все.
Я отвернулась, не желая, чтобы он видел мои душевные страдания.
— Изабелла, — услышала я его недоверчивый голос, — ты серьезно? Просто уйдешь, хотя я признал свою ошибку? Неужели не дашь мне хотя бы шанса все исправить?
Словно в туманной дымке, я молча вышла, не обращая на него внимания и едва замечая появившихся рядом Инес и Беатрис, которые повели меня мимо толпящихся в коридоре придворных в зал, где ждали гранды, а затем по винтовой лестнице наверх в мои покои. Когда за мной захлопнулась дверь, мне захотелось выплеснуть всю накопившуюся во мне первобытную ярость и тоску.
Но вместо этого я услышала собственный шепот:
— Мне нужно помыться.
— Помыться? Но здесь нет горячей воды, — сказала Беатрис, взволнованно комкая подол платья. — Придется принести из кухни.
— Не важно. — Я начала срывать с себя одежду, цепляясь ногтями за тесемки и разрывая тонкую ткань. — Снимите это с меня. Я задыхаюсь. Не могу дышать.
Беатрис и Инес бросились ко мне и раздевали, пока я не осталась в шелковом нижнем белье, чувствуя, как меня бьет дрожь.
— Полейте водой из кувшина, — велела я.
— Сеньора, нет, — выдохнула Инес. — Это вода из акведука, для питья. Она слишком холодная. Смотрите, вы вся дрожите.
— Лейте!
Беатрис схватила кувшин и опрокинула мне на голову. Закрыв глаза и вытянув руки, я почувствовала, как течет по моему телу ледяная вода из источника, питавшего римский водопровод Сеговии, и негромко вскрикнула.
То был единственный звук, который я смогла издать, похожий на испуганный протест угодившего в силки зверька. Несмотря на охватившее меня горе, глаза оставались сухими. Разочарование мое оказалось столь глубоко, что я не могла его выразить. Стояла посреди комнаты, чувствовала стекающие по груди и бедрам ручейки воды, вымораживавшие воспоминания о былой страсти, и хранила замогильное молчание.
Я позволила Беатрис снять с меня промокшую сорочку, закутать в бархат и усадить в кресло у огня, пока Инес лихорадочно подбрасывала в него угли. За все это время я не произнесла ни слова — лишь сидела, уставившись в пламя.
Я стала королевой Кастилии. Я преодолела все препятствия на пути к своей цели.
И я никогда еще не чувствовала себя столь одинокой.
Глава 23
Время было моим союзником и моим врагом.
Предстояло столь многое сделать, готовясь к предстоящим месяцам, что не хватало часов в сутках. И тем не менее каждая ночь казалась мне бесконечной, пока я лежала одна в постели и глядела на тени, что отбрасывало на стены угасающее пламя свечей.