Клятва, которую мы даем

Когда завеса теней скрывала нас от посторонних глаз, а наши руки исследовали опасную территорию. По позвоночнику пробегает дрожь, сердцевина сжимается, словно я чувствую, как холодный металл его пистолета прижимается к моей разгоряченной коже.

Прошло три дня.

Он спокойно позволяет мне держать дистанцию, ни разу не затронув эту тему в случайных разговорах, которые нам приходится вести, когда мы оба сталкиваемся после возвращения домой с работы. Обычно он приходит домой позже меня и всегда задает один и тот же вопрос, когда входит в дверь.

– Вы двое ели?

Лилак всегда отвечает либо «да», сообщая, что на плите осталась еще еда, либо «нет» – и тогда мы заказываем еду на вынос.

Это чертовски болезненно по-домашнему.

Они сдружились без моего согласия. Раньше я не предполагала, что это станет проблемой, потому что они такие разные. Лилак шумная, постоянно бросается в глаза своей жизнерадостной натурой, а Сайлас... ну... не такой.

Вчера я пришла домой и обнаружила их в гостиной, оба сидели на полу с шахматной доской между ними. Он пытался научить ее, в то время как она постоянно ставила телевизор на паузу, чтобы углубиться в самоанализ каждой из своих любимых сцен из фильма «Движение».

Сайлас молчал, кивая головой, пока она говорила, но не в том смысле, что игнорировал ее, успокаивая, пока она не закончит. Нет, когда она делала паузу, он задавал вопросы. И я буквально видела, как сестра загоралась, отвечая.

Нет ничего, что она любила бы больше, чем людей, которые слушали бы ее текущие теории и убеждения. Это ее язык любви.

А мой язык любви – это когда люди хорошо относятся к моей сестре.

Это равносильно тому, как если бы мужчины держали на руках младенцев. У меня внутри происходит что-то странное.

В тот вечер перед сном мне пришлось напомнить ей, что это временно, и привязанность к нему только усложнит ей жизнь. Он не был чем-то постоянным – Сайлас Хоторн был мимолетным моментом в нашей жизни. Она знала, в чем дело. Но Лилак... ну, она – это она, и она не слушает.

Я должна буду быть рядом, чтобы собрать кусочки воедино, когда все это закончится, и она будет скучать по его обществу.

– Черт.

Баннер, который я пытаюсь повесить снаружи студии, снова выпадает у меня из рук. У меня есть ровно два часа до того, как начнут собираться люди, и эта студия – настоящая катастрофа. Ничего не готово, и с течением времени я все больше погружаюсь под воду.

– Дурацкие горячие, сексуальные руки, – я тихо ругаюсь, сжимая плакат. – Дурацкий одеколон, который так приятно пахнет, дурацкий язык, который...

– Похоже, мы появились как раз вовремя.

Я чуть не падаю с маленькой лестницы, на которой стою, когда оборачиваюсь, баннер развевается и падает на землю, когда я смотрю на людей, стоящих внизу.

Сидя на тротуаре перед моей открытой студией, Сэйдж смотрит на меня, прикрыв глаза от летнего солнца черными солнечными очками, и ухмыляется.

– Что вы, ребята, здесь делаете?

Медленно я начинаю спускаться по ступенькам лестницы, пока не оказываюсь на земле, где и должны быть ноги. К черту эту лестницу и к черту этот плакат.

– Звонил Сайлас, сказал, что тебе может понадобиться помощь, – Брайар ухмыляется и я предполагаю, что это толстовка с капюшоном, которая на ней, Алистера, судя по ее размеру, она доходит до середины бедра, а затем переходит в леггинсы в сеточку. – Похоже, он был прав.

– Знаешь, – хмыкает Лира, покачиваясь взад-вперед на пятках, – я начинаю обижаться, что ты не просишь нас сама.

Я прикусываю внутреннюю сторону щеки, не зная, смогу ли сказать им правду.

Что я так привыкла к отсутствию поддержки, к тому, что все приходится делать самой, что забыла о существовании людей, готовые помочь мне сейчас.

– Не воспринимай это так, – говорю я. – Я со всеми такая. Просить – это не то, в чем…

– Ты хорошо разбираешься? Ни хрена подобного, – перебивает Сэйдж, поднимая на голову очки. – Не волнуйся, с этими двумя ты справишься. У меня получилось, просто нужно время.

– Вы делаете это потому, что я замужем за лучшим другом ваших парней? – спрашиваю я, глядя в лицо каждой из них и скрещиваю руки на груди. – Если мы просто будем вести себя вежливо, это нормально. Или это жалость? Из-за того, что со мной случилось? Мне просто нужно знать, почему вы так стараетесь быть со мной милыми.

Брайар склоняет голову.

– Почему ты такой скептик?

Я восхищаюсь прямотой ее вопроса, хотя уверена, что она хотела сказать: Почему ты такая сука?

Не то чтобы я хотела быть такой. Настороженной и недоверчивой. Но это тяжело, когда люди один за другим подводят тебя. Я хочу верить, что у них добрые намерения, но не могу избавиться от чувства недоверия.