Клятва Крови

— Ничего, — сказал Акс, не отводя взгляда. — Абсолютное, мать его, ничего.

— И хорошо. — Крэйг не сдвинулся с места. — Пэйтон?

— Вообще никаких проблем.

Пэрадайз подхватила Пэй-Пэя под локоть и развернула к себе.

— Так, расскажешь о той женщине, к которой вернулся вчера в клуб? Она была хороша?

Классической тактики — сменить тему — оказалось достаточно. Но Мистер и Миссис Учебной Программы были правы. Сегодня ночью у них опять полевые учения. Не занятия в классе. Не спарринги в зале.

Настоящие пушки и веселуха, выражаясь словами Братьев.

Последнее, что им нужно — межличностный конфликт с сокрушительными последствиями.

Вплоть до могилы.

***

Элиза буквально парила по воздуху, направляясь к лестнице для персонала. Последнее, что она хотела — чтобы ее застукали в банном халате, с запахом свежего ночного воздуха и мужчины, с которым она целовалась перед домом.

Забавно, думая о Трое всего несколько ночей назад, она стремилась именно к этому восхитительному соблазну. Желала ощутить именно это чувство невесомости, хотя и смутно понимала его. Она искала, и она нашла. И это было чудесно.

Но пузырь ее счастья оказался недолговечным.

Элиза поднялась на второй этаж и тихо пошла по ковру, мимо закрытых дверей в гостевые комнаты и покои ее отца, и как раз приближалась к открытой двери в темную комнату…

Голос ее дяди звучал издалека, хотя мужчина стоял в темноте спальни:

— …этим вечером? Может, стоит накрыть трапезу только для нас двоих?

Ответ тети был тихим, и Элиза не расслышала слов.

— В таком случае… — пробормотал ее дядя. — Да, я пойду. Может, как-нибудь в другой раз. Думаю… что? Я знаю, ты плохо спишь…

Элиза скрестила руки на груди и тихо прошла мимо него, опустив голову и не отрывая глаз от ковра. Дядя, очевидно, услышал ее или почувствовал, потому что когда она проходила мимо двери в их спальню, он развернулся к свету.

Его лицо осунулось, кожа посерела от стресса и переживаний, глаза были безжизненными.

— Элиза, — сказал он мертвым голосом. — Как поживаешь?

Она поклонилась и ответила на Древнем Языке:

— Хорошо, мой дядя. А вы?

Традиционный ответ на традиционный вопрос, не требовавший честного описания ее состояния, скорее проявление вежливости, аналогично желаешь здоровья чихнувшему.

— Хорошо. Благодарю тебя.

А потом он закрыл дверь.

Она не видела свою тетю с самой трагедии и могла только догадываться, в каком состоянии пребывала женщина.

Элиза продолжила путь в свою комнату, где переоделась в удобные брюки для йоги и флисовый пуловер — наряд, который так не одобрял ее отец. Быстро глянув на часы, она убедилась, что ей предстоит провести чересчур много часов до выхода.

И, разумеется, она забудет телефон дома.

Спасибо тебе, папа.

Она села за французский столик. Ей нужно было прочитать научные статьи и черновик январского семинара, который ей скинул Трой еще днем. Но ее мысли были слишком беспорядочными, чтобы сосредоточиться: выдержки из разговора Акса с ее отцом, телефонный звонок Пэйтону… их поцелуй на газоне… сцена в коридоре… все это тормозило мыслительные процессы.

Элиза опомнилась уже в коридоре… перед комнатой Эллисон.

В этот раз она вошла внутрь, но застыла посреди комнаты, не понимая, что здесь делает, что ищет. Не имея других вариантов, спустя мгновение она подошла к гардеробной.

Закрывшись внутри, она оглянулась по сторонам, когда включился свет, сработавший на движение. Одежда беспорядочно висела на вешалках, и также была разбросана по полу.

Боже, здесь все еще пахло Эллисон и ее фирменным парфюмом.

В ее гардеробе было полно футболок и юбок, джинсов, сапог и шпилек… Элиза никогда бы такое не надела — все облегающее, кожаное, с шипами или рваное. Там, где Элиза соблюдала правила, Эллисон нарушала все социальные ожидания.

Стандартные противоположности: хорошая девочка/плохая девочка.

С клинической точки зрения, неудивительно, что родные отказывались обсуждать ее смерть. Феликс чувствовал вину и, может, отчасти превосходство, ведь его более консервативная во всех смыслах дочь не пострадала; его брат обезумел от горя, что его непокорная и упрямая дочь кончила жизнь именно так, как ее предостерегали; а тетя проявляла суицидальные наклонности.

Тем временем, Элиза пыталась жить своей жизнью, барахтаясь в трясине, загнанная в тиски между горем и жаждой независимости.

Какой бардак.

И на этой ноте…

Она взяла черную блузку и повесила на свободную вешалку. Потом повторила операцию с фланелевой рубашкой, практически изорванной. Боди с принтом в виде капель крови, словно ее владельцу выстрелили в грудь.

Элиза не понимала, зачем убирается… хотя нет, ерунда, все она понимала. Она хотела помочь своим родным и не придумала лучшего способа сделать это. Отец не выносил даже простых объятий с ее стороны. Дядя избегал смотреть на нее. Тетя не встанет со своей постели… только когда придет черед отправиться на тот свет.

Уборка — все, что оставалось Элизе.