Клятва на стали

– Что-то вроде. – Я показал на широкие арочные ворота Нижнего Города, затем на Старый Город. – Мы пройдем там, а попасть нам нужно туда, в Имперский квартал.

Большая часть Нижнего Города была открыта для чужеземцев, и сопровождение требовалось при посещении лишь нескольких районов, однако для прохода в ворота Старого Города был необходим патронаж.

– Ты думаешь, что Деган там?

Я пожал плечами и поправил меч. За месяц я привык чувствовать его и ребрами, и хребтом. Он успокаивал, когда не натирал.

– Квартал Имперский, – ответил я. – Лучше места, откуда начать, не придумаешь.

Птицеловка кивнула, глядя на город. Ее волосы выгорели на солнце почти добела. Нос покрылся веснушками. Не знаю, в какой момент я осознал, что веснушки мне нравятся, но это было так. Правда, не сказал об этом.

Я позволил себе бросить на нее последний оценивающий взгляд и снова переключился на долину. Птицеловка вздохнула, явно готовая заговорить. Интересно, думала ли она о том же, о чем и я?

Нет, не о том.

– Нам нужно потолковать о труппе, – заявила она, не поворачиваясь.

– Ангелы, только не снова! – Я закатил глаза.

– Дрот…

– Нет, – ответил я. – Если Тобин хочет жаловаться, пусть скажет сам. Император свидетель, что ему хватит опыта. Я не позволю подсылать тебя…

– Никто меня не посылал. – Птицеловка обратила ко мне лицо, глядя остро и сурово. – Я пришла сама. Нам нужно обсудить то, как ты с ними обращаешься.

– Прекрасно обращаюсь.

– Вчера ты чуть не зарезал Тобина. Это, по-твоему, прекрасно?

– Но не зарезал же, – возразил я. – Только пригрозил. Это большая разница.

– И думаешь, что так и нужно вести себя с руководителем твоей труппы? Что это за этикет, черт возьми?

– Ножи не знают этикета.

– О том и речь! – Птицеловка воздела руки. – Ты обходишься с ними, как со шпаной при Тузе! Они актеры, Дрот, а не Кенты. А ты их покровитель и отвечаешь за них.

– По-твоему, мне неизвестно, что значит за них отвечать? Какого черта, по-твоему, я оплачиваю им дорогу и слушаю их бредни, нытье и похвальбу? Уж наверное, не ради удовольствия от их общества. – Я начал загибать пальцы. – Они сыты – раз; их не трогают – два; когда Езак – посреди пустыни, мать его так! – заявил, что им нужна древесина для новых копий, чтобы репетировать, я нашел и ее. Я…

– Ты сам знаешь, что занимался этим ради себя.

– Прошу прощения?

– Ты делал это, потому что без них тебе не попасть в Эль-Куаддис и не найти Дегана. Вот и все. Без этого их бы и духу тут не было.

– Мне казалось, что это очевидно. Я ни намеком не показал, что мне и правда хочется быть их покровителем.

– Нет, не показал, – согласилась Птицеловка с откровенной издевкой.

Я знал, что Птицеловка, выросшая на улице, какое-то время подрабатывала Дитятком средь юной поросли при банде Белька. Ее работа заключалась в том, чтобы ныть, реветь и отвлекать внимание прохожих, пока ее смятенная «мамаша» пользовалась моментом и подрезала кошельки или что другое у сочувствующих зрителей. Это нельзя было назвать актерством даже при сильном желании, но действо засело у Птицеловки в башке и почему-то расположило ее к Лицедеям. Актеры ее, понятно, не разубеждали – наоборот: Тобин встретил ее с распростертыми объятиями и, несомненно, заподозрил в Джесс новую звезду. К моей досаде, он не так уж ошибся.

– Послушай, – произнес я. – Пока они поступают, как им велят…

– Дрот, они не домашние зверушки, – перебила она. – Они актеры. Больше того – твои актеры. Они не считают происходящее ни жульничеством, ни выгодным финтом – это договор. Соглашение. Они готовы ответить добром на добро. Да черт возьми, еще и пьесу напишут в твою честь!

Я представил себе на миг такой спектакль в исполнении моих же актеров, а также слухи, непонимание и совершенный хаос среди Кентов, которые породит даже мелкая комическая роль, – и содрогнулся.

– Покорно благодарю за такую честь.

Птицеловка долго сверлила меня взглядом.

– Для человека, всю жизнь прожившего благодаря мозгам, ты бываешь невероятно туп.

– Искренне надеюсь, что это не так, – сказали сзади густым и непринужденным голосом.

Я не потрудился обернуться. Волк неспешно приблизился и сел рядом со мной напротив Птицеловки. Перед отбытием из Илдрекки мы присоседились к каравану, разбившему лагерь за городом, и он тоже был там, хотя и не с Птицеловкой.

– Меня бы крайне огорчило, если бы после стольких трудов и такого дальнего путешествия я обнаружил у себя на службе идиота.

– Не парься, – отозвалась Птицеловка, подобрала колени и встала. – Он в чем-то идиот, но подлинный гений, когда речь заходит о сохранности его задницы. Пока он рискует жизнью, ты не разочаруешься.

– Ах вот как! Приятно слышать. – Волк посмотрел на меня. – Придется почаще тебя стращать.

– Большое спасибо, – глянул я на Птицеловку.

– Рада удружить – авось потом и мне что-то обломится, – сказала она и пошла прочь.

– В Азааре такая женщина… – Волк проводил ее взглядом.

– Навешает люлей половине твоего племени, – договорил я. – Забудь.