Клятва на стали

Рааз вел нас кривыми путаными улочками, которые казались типичными для большинства джанийских городов. Чистые или грязные, людные или пустынные, они единой нитью вились через все населенные пункты Джана, где я побывал. Исключения – широкие, прямые бульвары, которые тянулись от одного общественного места до другого, будь то храмы, парки, рынки или пекарни, – выделялись именно уникальностью.

Правда и прямота напоказ, уклончивость и коварство подспудно – да, это выглядело вполне по-джанийски.

Мы достигли небольшой двери, порог которой находился ниже уровня мостовой. Железный ключ и приглушенное бормотание позволили нам войти. Три шага вниз, пять вперед, четыре вверх. Там стоял дюжий джаниец с кривой саблей. Он кивнул Раазу, когда тот отпер дверь, и уставился на нас с Птицеловкой. Позади него виднелась винтовая лестница, уходившая в подполье.

Как только страж затворил за нами дверь, свет в комнате наверху погас. Внизу остался, но слабый. По ходу спуска я чувствовал, как оживало ночное зрение.

В канделябре у подножия лестницы горела небольшая свеча – мало, чтобы ослепить меня, но достаточно, чтобы причинить боль. Я отвел глаза, тогда как Рааз отворил очередную дверь, на сей раз обойдясь без заклинания.

За ней открылось вытянутое и низкое помещение с цилиндрическим сводом, который с обеих сторон был погружен в темноту. Оно скорее напоминало туннель, чем комнату. Между колоннами в стенах виднелись глубокие ниши высотой в человеческий рост и такие широкие, что можно было спрятать несколько человек. Я принял бы это место за винный погреб, разве что без вина.

На каменном полу стояла пара глиняных масляных светильников. Их уже зажгли. В остальном вокруг было пусто. Я моргнул на свету и задержался на пороге, давая глазам время обжечься и приспособиться.

– Прошу вас, заходите, – пригласил Рааз, на сей раз по-имперски.

Птицеловка вошла, огляделась и кивнула. Я последовал за ней.

– Вы должны понять, – произнес Рааз, шагнув вперед и оказавшись между дальней стеной и светильниками так, что пролегли две тени. – Джелема… не жалуют в Джане и тем паче в Эль-Куаддисе. Коль скоро вы что-то от него приносите, нам приходится соблюдать осторожность. Поистине опасно быть застигнутым с письмами или посылками от такого изгоя. Мы должны проявлять осмотрительность.

– Мы? – переспросила Птицеловка, берясь за рукоять своего длинного ножа. Я не стал ей мешать. – Не вижу здесь никого, кроме нас.

– Я говорю это только для того, чтобы вы поняли: то, что я сделаю дальше, является предосторожностью, а вовсе не пренебрежением к тебе, о шейх Круга.

Теперь и моя рука потянулась к клинку.

– Какая еще предосторожность? – спросил я, вглядываясь во мрак, который царил по обе стороны.

При таком освещении янтарь моего ночного зрения представлял собой в лучшем случае размытую позолоту, обозначавшую абрис вещей, однако его хватило, чтобы выявить безлюдность темного пространства за светильниками.

– Я испытываю тревогу, когда люди начинают произносить речи о «предосторожности» и «пренебрежении». Мне, если на то пошло, не нравится, когда людей, с которыми у меня назначена встреча, не оказывается там, где я рассчитываю их увидеть. Такого рода события обычно означают кровь. – Я повернулся к Раазу и чуть обнажил клинок. – Где твои старейшины, Рот? Где твои волхвы?

– Я ничего не говорил о волхвах. – Рааз прищурился в полумраке.

– Нет, зато другие говорили, и я ни на миг не поверю, что ты предпринял все это ради моей беседы с парой племенных старейшин.

Рааз перевел взгляд с меня на Птицеловку и снова на меня. Затем кивнул.

– Джелем сказал, что ты хитер. Да, вам предстоит беседа с членами Маджима – двумя. Оба они сочувствуют положению Джелема.

– Да что же это за положение?

Дело, выглядевшее как простое изгнание, теперь казалось куда более запутанным.

– Я не могу сказать. Вы должны понять, что теперь участвуете в джанийской политике, не будучи членами ни племени, ни клана. Джелем отзывался о вас хорошо, но мы не можем полностью вам довериться – между нами нет ни кровных, ни каких-то других уз. Отсюда и предосторожности.

– И все же, несмотря на этот… пробел… между нами, твои хозяева готовы помочь мне попасть в Старый Город. Разве не странно?

– Странность странности рознь, о шейх. – Рааз издал негромкий смешок. – То, что другим кажется препятствием, Маджим считает неудобством. Но не думайте, что обретете желаемое, ибо мои хозяева лишь согласились поговорить. Они выслушают вас и решат, исходя из многих соображений помимо ваших нужд. Или их собственных.

Я глубоко вдохнул, выдохнул. Пахло сыростью, пылью и плесенью. По меньшей мере два ингредиента казались неуместными в Джане. Мне были отлично знакомы эти ощущения.

– Хорошо, – сказал я, убрав клинок. – Принимай свои меры предосторожности, и кончим с этим.

– Как тебе будет угодно.

Рааз повернулся лицом к стене и широко раскинул руки, из-за чего его тени как бы сцепили кисти. Делая так, он негромко заговорил. Не по-джанийски, но я узнал язык, если можно назвать «узнаванием» знакомство со звуками, которые слетали с губ Джелема.