Клятва на стали

– Все это очень красочно, – признал он и наклонился совсем чуть-чуть, потянувшись к дублету. – Но нельзя ли мне забрать бумаги Джелема?

Я полностью распорол шов и вынул остаток посылки.

– Не ты ли сказал, что даже шейху не вывернуться, если люди деспота найдут у него этот пакет?

– Д-да…

– Ну а что, по-твоему, случится, если его найдут у Принца Закура?

Взгляд Рааза исполнился понимания, быстро сменившегося ужасом.

– Нет, – произнес он, вставая. – Нет, я не могу…

– Сядь, – велел я и сел сам. – Успокойся. И позволь рассказать небольшую историю о засаде, группе нейяджинов и беседе во тьме…

28

– Хорош возиться, – сказал я.

– Да пошел ты!..

– Отлично, делай по-своему. – Я уронил руки и отступил от Птицеловки. – Но это не проканает.

– Черта с два не проканает. – Птицеловка передвинула зачехленный нож дальше на поясницу. – Ну как?

Я помотал головой, оценив ее более чем скромный костюм и латунную рукоятку, которую было прекрасно видно как минимум с трех разных ракурсов.

– Проклятье! – Нож ударился о деревянный пол с тупым злым стуком.

– Тсс! – прошипел Езак, стоявший в нескольких шагах поодаль. Он указал на сцену и послал нам свирепый взгляд.

Птицеловка ответила жестом по своему вкусу. Езак закатил глаза и переключил внимание на представление.

Мы стояли в кулисах одного из падишахских амфитеатров во втором кольце Эль-Куаддиса. Мне объяснили, что за годы трудов сын деспота окружил город несколькими театрами для трупп и исполнителей, которым он оказывал поддержку. Каждый был предназначен для представлений отдельного рода с подобающей акустикой, освещением, сценами подвижными и заглубленными; позаботились даже о передвижных садах. Хотя мы играли джанийскую пьесу, труппе выделили театр, построенный в имперском стиле: высокие стены, крыша без потолка и деревянная сцена, продолжавшаяся в открытую зону, или партер, где публика попроще смотрела спектакль стоя. Те, что были при капусте, или занимали положение поважнее, или то и другое, обосновались на ярусах и балконах, предпочитая взирать на нас сверху.

Несмотря на сказанное Езаком во дворе насчет того, что Тобин хотел выступить в Джане, я сомневался в его желании остаться, особенно после письма Хирона. Но когда я об этом заговорил, он ни секунды не колебался.

– Лады, – сказал он и приготовился отдать своим людям команду.

– Прямо с ходу?

– Сударь, мы актеры. Ты наш патрон. Ты сказал мне, что будут площадка для игры и зрители. Какие еще нужны причины?

– Я запросто найду еще полдесятка.

– Как и я, – улыбнулся он. – Но какой мне с них прок? Я Лицедей, сударь. Актер. Я скорее заслужу ссылку языком и походкой, чем поплетусь прочь побитым псом. Как, полагаю, и остальные. Нет, не говори мне о твоих собственных причинах, замыслах и построениях. Того, что ты готов встать между визирем и нами, вполне достаточно, чтобы взойти на подмостки. – Он просиял. – Подмостки Джана, не меньше!

И вот он был там.

– А что же я? – возопил Тобин со сцены, играя роль Абу Ахзреда, будущего первого деспота, с очарованием и пылом большими, чем я видел на репетициях. – Неужто нынче ночью мне выпадет просто стоять в стороне и выглядеть глупцом?

– Чем эта ночь отличается от прочих ночей? – драматически прошептала, обращаясь к публике, Марианна – исполнительница главных женских ролей.

Кривляясь, она исподтишка сделала Тобину рожки. Сегодня она была джинном Эфферрой, завернутая в шелка с бусами и крохотными кимвалами, внятно звеневшими и сверкавшими при каждом движении.

Толпа отозвалась смехом и разрозненными возгласами. Пьеса шла на имперском языке, но в ней хватало грубых шуток – равно как переводчиков, рассеянных среди публики за счет падишаха: все, что угодно, лишь бы спектакль удался.

Я подобрал нож, тронул Птицеловку за локоть и увлек подальше в кулисы. Легкие тени, которые отбрасывались благодаря магическим световым шарам, зависшим над сценой, ложились на подмостки даже там, средь декораций и суеты.

– Послушай, – сказал я. – Ты знаешь, как это будет. Я вообще едва уломал Жирное Кресло явиться сюда на встречу. Эта сволочь свалит, если увидит, что вокруг шныряют твои ребята с полуобнаженными клинками. Или устроит что-то похуже.

– Меня даже рядом с тобой не будет, – возразила Птицеловка. – Где катастрофа-то?

– И чем это мне поможет?

Птицеловка поджала губы и отвернулась. Когда Тобин предложил ей роль духа Секкетех, который является искушать будущего деспота картинами эротизма и жестокости, она едва сумела достаточно быстро произнести «да». Однако теперь, когда я задумал встретиться с Жирным Креслом во время представления, ее подмывало отшвырнуть костюм и пойти прикрывать мою спину. Одна беда: на сцене было не обойтись без нее, а я хотел, чтобы спектакль продолжался. Без представления и запланированного мною финала мне было никак не подставить Жирное Кресло – тем паче выбраться из театра живым и через весь город добежать до Хирона.