Клятва на верность

— Конечно, Владик. Империя Медведя — это его детище. Он создавал ее давно, с конца войны. Он пестовал ее, словно собственное дитя, которого у него никогда не было. Как и семьи. Воровская империя была его семьей, мой мальчик. Он правил ею, как справедливый монарх, чьей воли никто не мог ослушаться.

— Разве приказы Медведя никогда не нарушались?

— Никогда. Я, во всяком случае, не помню подобного прецедента.

— Тогда как же произошло расслоение законников?

— Ну, во-первых, это дело давнее, а во-вторых, само это расслоение лишь подтверждает прозорливость Медведи.

— Я не понимаю, — заинтересовался Варяг.

— Дело в том, что Георгий Иванович всегда в своей жизни настолько строго следовал воровским законам, которые надо соблюдать беспрекословно, что его собственный отход от них и вызвал этот пресловутый раскол. На старых и новых воров… Или как это у вас называется…

— Не понимаю! — повторил Варяг.

— А что тут не понимать? Медведь был гением, а гений не может вечно оставаться на одном и том же уровне. Гений растет, он возвышается не только, над окружающими, но и над самим собой — прежним. Это же так просто. Воровские законы были хороши для прежнего времени — дли эпохи Сталина, ГУЛАГа. А как изменилось время, как изменились условия жизни в стране — это началось при Хрущеве, царство ему небесное, так потребовались новые правила. И Медведь их создал. Но все дело в том, что простые люди не могут столь гибко подходить к собственному мировоззрению. Особенно если той прежней жизни отданы лучшие годы. Какая-то часть законников посчитала, что Медведь, реформируя систему, просто сдает позиции.

— Но зачем вообще нужно было это реформирование? — задумчиво спросил Владислав. — Особенно Медведю. Ведь его власть в тех пределах…

— Вот именно, что в тех пределах. Медведь понял одним из первых, что изменения в стране повлекут такие потрясения в обществе, которые могут привести к гибели России в привычном нам смысле. А вместе с Россией — и института воров в законе. А уж когда Горбачев пришел и стал насаждать западные ценности — кооперацию, частное предпринимательство, — тут Медведь первым усек, что рынок — это стихия, а новые воры, которые сразу захотели окунуться в эту стихию, несут в себе хаос и беспредел. Надо было обуздать этот беспредел. Вот Медведь и порвал со старыми, нэпмановскими ворами и постепенно обуздал новых, включил их в свою орбиту. Он лишь не успел примирить новых и нэпмановских. Но это уже твоя задача.

— Хорошо, а что потом? — спросил Варяг.

— Вот видишь, ты и сейчас оправдываешь надежды Медведя. Ты не тактик, а стратег. Для тебя цель — не просто объединение воров, ты хочешь понять целесообразность этой акции. Хорошо, я скажу, хоть это и просто. Власть! Вы… мы… должны овладеть властью, которую уронили коммунисты, а демократы никогда не смогут поднять. И надо помнить, что Россия — это только часть плана. Поскольку нас насильно сделали частью большого мира, мы не имеем права упустить шанс, дарованный нам историей. Тебе следует продумать тактику действий. И прежде всего, надо каким-то образом приручить нэпмановских воров. Без союза с ними ты лишь будешь распылять силы.

— Понимаю, — кивнул Варяг и добавил. — Вы говорите «мы». Это как понять, Егор Сергеевич? Неужели и вы с нами?

— А ты еще не понял? Я не вор, конечно, но я с Медведем! А значит, с тобой. И не только я… — он осекся. — Ты вот сказал про кого-то могущественного и влиятельного, кто стоял за спиной у Георгия… Верно. Он один ни черта не смог бы… Ему помогали. Не только я. Помогали те самые влиятельные люди, которые всегда держались в тени. Просто они понимали то, что понимал и Медведь… Но об этом чуть позже.

Варяг был потрясен внезапным превращением академика… Потрясен и обрадован. Выходит, большинством своих успехов, и не только на академическом поприще, он был обязан этому седовласому старику. И вдруг он с новой силой осознал, что теперь окончательно прояснился вопрос о той тайной силе, чье присутствие он постоянно ошущал у себя за спиной. Нестеренко!

— Значит, вы все время находились рядом?

— Да, мой мальчик.

Пο всему видно было, что роль академика в делах воровской империи была необычной. Наверное, ни одно дело Медведя не обходилось без его решающего совета. И туг Варяга поразила мысль, что после смерти Медведя академику придется давать советы уже ему, Варягу. Но кто знает, не захочет ли Нестеренко видеть себя уже не просто советчиком, но вождем всего воровского дела?

— Егор Сергеевич, можно задать вам один вопрос?

— Да хоть сколько, Владислав. Я весь в твоем распоряжении.

— Вот и я об этом, — усмехнулся Владислав невольному каламбуру. — Кто теперь будет распоряжаться?

— Понимаю… В нашем деле, как и в государственных делах, беспредельная демократия ведет к беспорядку. Особенно в России. Жесткая дисциплина и единоначалие, Владислав. Вот что необходимо. Скажу тебе, что Медведю перед смертью я обещал не столько помогать будущему смотрящему, сколько служить ему верой и правдой. Так что я в твоем полном распоряжении, Варяг.