Клятва ненависти

Подойдя к ней, я швырнул бутылку виски на ближайший кофейный столик. Я небрежно дернул галстук, сдвинув его с шеи, и швырнул куда-то на пол. Я смотрел, как Джулианна неуклюже и медленно расшнуровывает корсет сзади. Как только ее платье расстегнулось, она опустила топ, и ее груди вывалились наружу.

В тот момент, когда прохладный воздух коснулся ее обнаженной кожи, она вздрогнула, и ее пальцы сжались вокруг платья, прижимая его к животу. Ее кожа покрылась мурашками, и сквозь тонкий лифчик я мог видеть ее напряженные соски.

— Бросай платье, Джулианна, — сказал я таким низким и хриплым голосом, что едва узнала его.

Ее грудь вздымалась от прерывистого дыхания, прежде чем она сделала то, что ей сказали.

Ее платье скатывалось у ее босых ног, пока она не оказалась передо мной в одном шелковом лифчике и трусиках.

Что-то перевернулось у меня в животе, и мой член дернулся в брюках, напрягшись при виде моей жены, стоящей передо мной – предлагающей себя мне.

Ее капитуляция.

Ее преданность.

Ее уничтожение.

Блядь.

Джулианна Спенсер была чертовски сводящей с ума.

Это было извращено и совершенно безумно. Все наши отношения были ядовитыми, и сам этот момент был тому доказательством.

Я хотел этого, хоть и ненавидел ее.

Джулианна нуждалась в этом, хоть она и презирала меня.

Я не знал, чего ожидал, когда вошел в ее комнату, но это точно не было возбуждением от одного только вида ее обнаженной кожи.

Ее стройные плечи согнулись, прежде чем она глубоко вздохнула и выпрямилась. 

— Мне нужно выключить свет.

Я указал на роскошное кресло рядом с ее кроватью, расстегивая запонки. 

— Садись, Джулианна. Отбрось остальную часть своей добродетели и покажи мне, как ты прикасаешься к себе.

— Что? — вздохнула она.

— Как ты трогаешь себя ночью, жена? — Я прислонился спиной к столу, скрестив лодыжки. — Покажи мне.

Я смотрел, как Джулианна сглатывала, смотрел, как она спорила сама с собой, а затем, наконец, уступила моим требованиям. Она подошла к стулу и села.

Я изогнул бровь, расстегивая черную классическую рубашку. Ее взгляд задержался на моей обнаженной коже, прежде чем она медленно стянула трусики и сбросила тонкую ткань у своих ног. Вскоре последовал ее лифчик, пока она не стала обнаженной для моих глаз, если не считать маскарадной маски.

Ее груди были тяжелыми и набухшими, соски напряглись на холодном воздухе. Или это было предвкушение?

Ее рука просунулась между бедер, и она вздрогнула. Я уже был тверд, как камень, мой член упирался в мои брюки очень очевидным образом. Ее взгляд метнулся туда на секунду, прежде чем она ахнула и отвернулась.

Мои губы скривились, когда все ее тело вспыхнуло. 

— Зацепи левое колено за подлокотник и раздвинься передо мной, жена. Я хочу, чтобы ты погрузилась в свои самые сокровенные желания и показала мне женщину за чопорным и приличным фасадом, дорогими платьями и драгоценностями.

Ее серые глаза вспыхнули. 

— Почему? Почему ты не можешь просто…

— Я причиню тебе боль, — прохрипел я. Я не хотел прикасаться к ней, как она нуждалась в ласках и поглощении, прежде чем я взял ее. Чтобы это было более интимно, чем уже было.

Если бы я трахал ее, это было бы просто... механически. В нем не было бы ни романтики, ни близости. Это был лишь мой долг как ее мужа. Ничего больше. И ничего меньше.

— Может быть, я этого хочу, — парировала она, вздернув подбородок, как надменная принцесса.

— Ты не знаешь, о чем просишь, Джулианна.

Джулианна медленно подняла ногу, зацепив левое колено за подлокотник, как я и приказал ей. Такая уязвимая — в капитуляции была красота, и на Джулианне Спенсер это выглядело декадентски греховно.

В этой позе, широко раскрытой, я мог видеть блеск влаги над ее щелью.

— Боль субъективна, — прошептала она.

— Я делаю тебе одолжение, жена. Прими это или оставь — но знай, я не буду с тобой ласков. Я сделаю тебе больно.

Ее пальцы погрузились между ее бедер, раздвигая складки. Ее дыхание превратилось в резкий вдох, а ноги дернулись, прежде чем напрячься. Я смотрел, как ее большой палец обводит затвердевший пучок, сжимая и перекатывая его между пальцами.

Ее возбуждение капало на белую подушку кресла, ее влага скользила между расщелиной ее задницы.

— О чем ты думаешь, когда трогаешь себя ночью? — спросил я, мой голос был хриплым и грубым для моих собственных ушей.

— О тебе, — выдохнула она. Джулианна провела одним пальцем по своему ядру; ее спина выгнулась, а губы разошлись в тончайшем хныканье.

Проклятье.

Она была розовой и влажной, сжимающей и манящей.

Джулианна Спенсер была не только хорошей актрисой, симпатичной манипуляторкой и сомнительной лгуньей, но и дразнящей соблазнительницей — интригующим сочетанием невинности и похоти.

Я должен был быть умнее, чем побуждения моего тела. Я должен был больше контролировать свои импульсы, но мой член пульсировал, и я просто погиб.