Клятва (СИ)

— Запомни одну простую вещь, Дань. В этом мире нет слов «прости», «извини». Здесь нет морали, нет высоких принципов, нет ничего человеческого. Извинения не вернут пули, воткнутого в спину ножа. Если ты хочешь выжить, то нужно бороться, а не извиняться. Каждый день, каждый час, каждое сраное мгновение ты должен бороться. Сдохнуть за пределами тёплого пункта — плевое дело, ты сам видел. Ты можешь стать беспринципной мразью, как те бандиты, можешь стать кровожадным монстром, убивающим всех без разбору, можешь стать наёмником, ценящим лишь звон монет. Но независимо от этого, ты всегда должен бороться. Я могу научить тебя метко стрелять, умело бить ножом, ломать врагам кости, но я не могу научить тебя быть храбрым и мужественным. Это под силу только тебе…

Ты не сможешь извиниться перед твоими мертвыми товарищами, перед Артёмом. Но ты можешь идти вперед и жить, просто потому что они заплатили смертью за твою жизнь. И если хочешь бояться и вечно просить прощения, то у меня для тебя плохие новости — долго ты здесь не протянешь.

Парень, взглянул на Егеря. В его туманные глаза, хранящие множество страшных тайн. И кивнул. Тихо и совсем слабо, едва заметно.

— Вот и ладно, — сказал Егерь, дернув коробку передач. — Осталось немного.

Они прошмыгнули через деревню, после повернули направо, выйдя на старую федеральную трассу. Несколько часов езды по монотонной дороге, среди разбитых машин привели их к пункту назначения — Городу сталкеров.

Глава XV. Обрывки прошлого

1

Стол был усеян разными яствами: большие и горячие, манящие своим прелестным ароматом говяжьи котлеты с гарниром из грубо нарезанной жареной картошки, нажористые и аппетитные охотничьи колбаски, несколько банок маринованных огурцов с помидорами, небрежно порубленные ломти чёрного душистого хлеба — все это радовало глаза и только разыгрывало бурю в желудке. Даня дико хотел есть. Таких угощений в девятом было не найти. Дай бог, если местным доставался какой-нибудь хиленький кабанчик, едва не сдохший от хвори, а иначе приходилось давиться уже приевшимися говяжьими, конскими и свиными консервами, от которых, честно сказать, уже тянуло блевать. Парень всю свою жизнь ел как по списку одно и тоже, а здесь его встретила целая армия разных редких вкусностей. Едва еда появилась на столе, он накинулся на неё, даже не подумав о манерах.

Егерь сочувственно улыбаясь, смотрел на то, как юнец жадно проглатывает один, а затем и второй кусок говяжьей котлеты, быстро заедает это гарниром из картошки и несколькими солеными, крючковатыми огурцами. Душистый хлеб только раззадорил аппетит.

Сам же кавказец предпочел несколько жареных кусков свинины, но не притрагивался к ним до того момента, пока пузатый, улыбчивый бармен по прозвищу Живик, чисто грузинской внешности, не притащил пару здоровенных глиняных кружек пенящегося ячменного пива.

— О, я смотрю твой сынуля уже почивает! — во весь рот улыбнулся бармен. — Ты, мой дорогой Давид, тоже не стесняйся, кушай, пей!

— Да чтоб тебя, Живик, — едва улыбнувшись ответил Егерь, — не сын он мне, да и никакой я не Давид.

Живик удивленно повел глазами, уводя взгляд к большой деревянной барной стойке, сбитой из крепкого листвяка. Наверху, где на небольших табличках, обычным углем были разрисованы цены, в самой середине, красовался огромный, аморфный череп, с расплывшимися очертаниями лица. Размером он был, пожалуй, с два человеческих черепа в высоту и по два с половиной в длину. Вместо зубов из пасти торчали огромные клыки, а между ними блестели толстые, широкие зубы, угрожавшие сомкнуть огромную челюсть, если только осмелишься сунуть в неё палец.

— Если ты не Давид, то это по-твоему не Голиаф? — спросил бармен, по-актерски почёсывая затылок.

— Живик, ей богу, дай нам отдохнуть, — спокойно, без лишней резкости сказал кавказец, запихивая здоровенный кусок мяса в рот.

— Ну ладно, потчевайте, мужики, — потерев длинные усища, ответил грузин, тут же удалившись.

Даня же, ненадолго отвлекшись от еды, осторожно посмотрел на бурлящее пиво. Горец, увидев это, лишь молча кивнул.

— Пей, пей, — добавил он после, — все лучше, чем воду хлебать.

Парень чуть пожал плечами, а после немного отхлебнул. Пиво приятно обволокло горло, протиснувшись внутрь.

Вокруг было шумно. В баре — сердце этого города, так было всегда. Где-то с пьяну горланили песни, где-то проигрывали в карты последнюю кофту, где-то просто мирно храпели, уткнувшись мордой в картошку.

«Мир изменился, а вот люди остались прежними», — подметил про себя Егерь, утирая пену с бороды.