Клятва у знамени

Дед Виссарион был человек небогатый, но честолюбивый. Честолюбие проявилось в том, что решил он хоть из кожи вылезти, но дать внуку образование. И определил его в Кутаисскую классическую гимназию.

…Кутаис, где предстояло теперь жить и учиться Васо Киквидзе, тогда, в начале века, был провинциальным городком на окраине Российской империи. Тем не менее, будучи центром всей Западной Грузии, он обладал рангом города губернского. А посему были в нем и губернатор, и губернский предводитель дворянства, и губернские присутственные места, и гимназии. Поскольку присутственных мест в городе наличествовало несоразмерно много, то едва ли не половину его населения составляли чиновники. Еще было множество офицеров, поскольку в Кутаисе постоянно квартировало четыре армейских полка.

Через весь город протекала, держа свой путь с ледников Главного Кавказского хребта к Черному морю, река Риони, неширокая, но полноводная и бурная. По утрам к ее берегам, громыхая бочками и беспрерывно понукая тощих лошадей, спускались тулухчи — водовозы. Вода в Риони мутная. Прежде чем пить, обывателям приходилось отстаивать ее па квасцах.

Климат в Кутаисе благодатный. Тепла и влаги предостаточно, потому город утопает в зелени, цветы до самого рождества. Зелень дает прохладу в летний зной, круглый год услаждает взор приезжих и стыдливо укрывает неприглядное убожество грязных улиц и ветхих дощатых домишек бедняков.

Правда, центр города, Балахванская улица вымощены булыжником и застроены двухэтажными каменными домами. Здесь живут отцы города. Однако эти «шикарные» улицы освещаются всего несколькими керосиновыми фонарями. Их зажигает с наступлением сумерек специально содержащийся для этого городом фонарщик. Первый газовый фонарь в Кутаисе стал большим событием. Его установил перед своим лимонадным заводом знаменитый Логидзе. Ах, какие чудные, с несравненным ароматом фруктовые воды подавали в заведении Логидзе. В кувшин для охлаждения бросали несколько кусочков льда. Особенно хорошо запивать ими теплый, во всю тарелку хачапури. Вот только в семье Киквидзе для этого недорогого, в сущности, удовольствия денег никогда не хватало.

Напротив лимонадного завода — городской сад. Здесь по воскресеньям и четвергам чинно прогуливался обыватель, здесь же фланировали с армейским шиком неженатые пока подпоручики и затянутые в черкески местные герои. В эти дни здесь играл военный духовой оркестр и устраивались танцы. Но даже в праздники город с его ленивым укладом жизни засыпал рано. Окна домов плотно запирались ставнями. Встретить на пустой темной улице после десяти вечера можно было только разве что засидевшегося в духане кинто или молоденького офицерика, проводившего домой барышню на выданье вместе с бдительной мамашей.

Днем — на большой перемене — в сад забегали гимназисты и гимназистки, благо от обеих гимназий было рукой подать. Но позже семи доступ сюда учащимся был заказан. За этим строго следили классные наставники и сам инспектор гимназии статский советник господин Харламов. Обликом своим и манерами поведения он поразительно напоминал чеховского «Человека в футляре» — вплоть до ваты в ушах.

Новое здание Кутаисской мужской классической гимназии — монументальное, с пышным порталом — высилось неподалеку от Риони. Просторный гимназический двор уступами спускался к реке. Во дворе росла огромная, со стволом в шесть охватов, пятисотлетняя чинара. Чинара почиталась как городская достопримечательность, потому ствол ее огораживали каменные плиты. А на самом берегу находилась невзрачная каменная постройка, где вершил скорый, но праведный суд легендарный имеретинский царь Соломон.

Кутаисская классическая гимназия считалась относительно демократическим учебным заведением. В ней учились не только дворянские отпрыски, но и дети мелкопоместных дворян, торговцев, ремесленников и даже крестьян. Многие ребятишки из сел не знали русского языка и говорили только по-грузински. Позже Васо Киквидзе понял, что все в этой гимназии было направлено на подавление личности учащихся, на воспитание их в духе слепого повиновения и беспрекословного служения самодержавию. Такие порядки существовали не только в Кутаисской гимназии, это была продуманная система бездушия и произвола, которая, словно в издевку, называлась «народным просвещением».

Один из немногих хороших учителей, которого по-настоящему любили и уважали гимназисты, Николай Николаевич Джомарджидзе, с горечью писал: «Что из того, что многие наши гимназии имеют большие здания, прекрасные актовые залы, хорошо обставленные кабинеты и просторные коридоры. Это не избавило их от горьких и искренних проклятий со стороны замученных в них воспитанников, которые с отвращением вспоминают лучшие годы свои, отравленные общением с черствыми казенными преподавателями, с этими бездушными педантами и невеждами. С какой циничной небрежностью эти полицейские педагоги игнорировали духовные запросы юношества, с какой возмутительной грубостью подавляли они в нем все благородные порывы!»