Клятва у знамени

Беда свалилась негаданно, откуда ее не ждали никак. В полдень 17 июня надсадно и тревожно загудел зуммер телефонного аппарата. Вызывал Балашов. Киквидзе поднял трубку. Сквозь треск и шум на линии к нему прорвался знакомый голос Разживина. Не поздоровавшись, Григорий даже не заговорил — закричал, перекрывая помехи:

— Васо! Измена! В Тамбове мятеж! Бандиты убивают коммунистов! Нужна помощь…

Ошеломленный Киквидзе медленно опустил трубку на рычаг. Это был его последний разговор со старым другом, бывшим председателем ВРК Юго-Западного фронта.

Киквидзе очень хотел и дальше служить рядом с Григорием, которого уважал и ценил чрезвычайно. Но вышло иначе. Неожиданно для всех Разживин получил назначение на Алтай, губернским военным комиссаром. Перед отъездом в Сибирь он направился в Балашов, чтобы попрощаться с дивизией, многих бойцов и командиров которой он справедливо считал своими боевыми товарищами. Здесь, в Балашове, он узнал о контрреволюционном восстании Тамбовского гарнизона и бросился к прямому проводу, чтобы немедленно связаться с Киквидзе. И подписал тем самым себе смертный приговор.

Белоглазый тихоня телефонист на Балашовском узле связи, через которого шел разговор, едва Разживин вышел из комнаты, кинулся за ним следом, с филерской хваткой «сел на хвост». Потом тайный агент местной кулацкой банды поспешил по ведомому ему одному адресу, доложил обо всем, что услышал. Не суждено было, знать, Разживину увидеть высокое алтайское небо и яркие сибирские звезды… Его подстерегли возле дома, по-воровски оглоушили из-за угла, вывезли связанного за город, там растерзали…

Снова загудел зуммер — на сей раз с Киквидзе связался председатель Саратовского губисполкома старый большевик В. П. Антонов-Саратовский. Тоже просил оказать Тамбову немедленную помощь. А тут еще телеграмма — от рабочих порохового завода Кандауровки (их гостем не раз бывал Киквидзе в период формирования соединения): «В Тамбове Советская власть пала. Москве угрожает опасность. Спасайте нас».

— Что делать будем?

Медведовский пожал плечами. Рассудительно посоветовал:

— Для начала свяжись с Москвой или хотя бы со штабом округа. Доложи…

Совет был правильный, да только воспользоваться им Киквидзе не сумел. Ни с Москвой, ни с Царицыном связи уже не было. Решение нужно было принимать самому и нести за него всю полноту ответственности. Причем немедля: события в Тамбове и впрямь являли опасность для Москвы.

Обсудив ситуацию с Медведовским, начдив решил двинуться на Тамбов по железной дороге со сводным отрядом пехоты и кавалерии общей численностью в тысячу человек. Командование оставшимися частями возложил на Медведовского.

К ночи отряд скрытно погрузился в теплушки и без гудков и удара в станционный колокол тронулся в обратный путь. И все же на другой же день в Тамбове стало известно, что дивизия Киквидзе вот-вот прибудет в город. Это был тот редкий случай, когда утечка военной тайны сыграла добрую роль — среди мятежников началась паника.

Организаторами тамбовского заговора были военрук губвоенкомата бывший царский генерал Богданович, командир 1-го Тамбовского полка Окнинский и его помощник Таурин. Бывшие офицеры и кулаки давно вели в полку агитацию против Советской власти и сумели привлечь на свою сторону часть малосознательных красноармейцев.

Недолго упивались властью господа офицеры, не успели даже золотые погоны на живую нитку прихватить к гимнастеркам. Весть, что дивизия Киквидзе не разбита в первом же бою, а возвращается в Тамбов, отрезвила многих рядовых мятежников. Опомнившись, они ужаснулись содеянному. Немногие тамбовские большевики, оставшиеся на свободе, не укрылись в подполье — пошли к обманутым бойцам, убедительно разъясняли, что их подло спровоцировали контрреволюционеры, поднявшие оружие против трудового народа. Вняв голосу разума, красноармейцы-тамбовцы сами освободили из тюрьмы арестованных, обезоружили своих командиров, изменивших народной власти. Когда эшелон Киквидзе прибыл в Тамбов и бойцы, рассыпавшись цепью, с винтовками наперевес медленно двинулись к центру города, мятеж был фактически уже ликвидирован. Окнинский успел бежать, но генерал Богданович, Таурин и некоторые другие активные контрреволюционеры были схвачены и расстреляны.

На следующий день по приказу Киквидзе были собраны все бойцы и командиры Тамбовского полка. Василий Исидорович был краток и резок. Речь свою закончил такими словами:

— Часть своей вины вы искупили, но далеко не полностью. Далеко! Как с вами должна поступить Советская власть?

Из рядов послышались крики:

— Кровью искупим вину! Умоляем — возьмите нас на фронт!

Киквидзе надолго задумался. Солдаты притихли в ожидании его решения. Наконец начдив негромко произнес:

— Хорошо, я согласен взять в свою дивизию тех, кто хочет на фронте искупить свою вину. Не подведете меня, если я возбужу ходатайство перед губисполкомом?

Над плацем пронеслось радостное «Ура!», возгласы «Не подведем!», «Клянемся!».