Клятва вечной любви

Ульяну Чайку похоронили жарким августовским днем. Когда траурная процессия проходила по улице, мимо шли горожане в сарафанах и шортах, с надувными матрасами и зонтами от солнца, направляясь на речку.

После похорон были поминки. Их устроили в столовой птицефабрики. Было воскресенье, предприятие по выходным не работало, но дядя Витя распорядился, чтобы столовую открыли. Еще он выделил машины, заказал памятник, но самое главное – нашел адрес старшей сестры Ульяны Чайки и сообщил ей о смерти родственницы. Та приехала на похороны, а чуть позже взяла над Верой опекунство.

Сестру Ульяны звали Катериной. Она была одинокой, характер имела весьма сложный. Когда Вера немного пришла себя после кончины матери и уразумела, что женщина, находящаяся все дни рядом, ее тетка, прежде всего она подумала: сестры совсем не похожи. Младшая, Ульяна, была миниатюрной, женственной и очень симпатичной. Катерина же являлась ее полной противоположностью: высоченная, нескладная, с мужицкой фигурой и грубым лицом, она была даже неприятной. К тому же у нее оказался очень низкий, хрипловатый голос, от звука которого Верочка поначалу вздрагивала – ведь она привыкла к нежному журчанию голоса своей мамочки.

Когда Катерина сообщила Вере о том, что забирает ее к себе, девочка пришла в ужас. Во-первых, она не мыслила жизни вне своего города, района, дома, а во-вторых, не могла представить рядом с собой чужого, пусть и родного по крови человека. Тем более что человек этот ни разу за тринадцать лет не вспомнил о сестре. «Как так? Жили в пятидесяти километрах друг от друга, а не виделись. И не созванивались. И даже открытками поздравительными не обменивались! Да для тети Кати мама давно умерла… – думала Вера и делала из своих размышлений неутешительный вывод: – Я ей совсем не нужна! И берет она меня к себе только из чувства долга. Или из жалости. Ведь если б не она, меня бы отправили в детский дом…»

Но свои переживания Вера оставляла при себе. Она всегда была малоразговорчивой и закрытой девочкой, а после смерти матери еще больше замкнулась. Теперь вывести ее на откровенный разговор не могли ни Шура, ни Стас. Да и мало она теперь с ними виделась. Стас был далеко, а у Шуры сестра заболела, и она моталась с ней по врачам. Но и в те редкие минуты, когда забегала, Вера больше молчала, глядя на мамину фотографию в траурной рамке, или говорила ни о чем: о просмотренном фильме, прочитанной книге, соседском коте, дворовой собаке…

В день переезда, когда все вещи уже были собраны, Вера, перед тем как покинуть квартиру, зашла в мамину комнату (вообще-то она называлась залом, но, так как Ульяна спала именно там, девочка считала ее маминой). Из мебели они не взяли к тете Кате ничего, кроме письменного стола и книжного шкафа, поэтому обстановка оставалась такой же, как раньше. На месте были и стенка, и диван, и кресла, и журнальный столик, и черно-белый телевизор на ножках. Вера прошлась по комнате, мысленно с ней прощаясь. Поочередно дотрагивалась до каждой вещи, думая о том, что еще недавно ее касались мамины руки, сейчас – ее собственные, а завтра не коснется уже никто, потому что квартира будет стоять запертой до тех пор, пока Вера не станет совершеннолетней (тетя Катя хотела ее сдать, да не нашлось желающих занять жилье, где было совершено самоубийство).

Вера опустилась на диван, взяла в руки думку и уткнулась в нее лицом. Подушка пахла мамиными духами. Запах был очень слабый, но Вера все равно уловила его, и на ее глазах сразу выступили слезы. Чтобы не расплакаться, девочка отстранила лицо от подушки и решила вернуть ее на место, но тут заметила, что между спинкой и подлокотником что-то засунуто. Вера присмотрелась и поняла, что это общая тетрадь в дерматиновой обложке. Девочка вытащила ее и, повертев в руках, раскрыла на середине…

«Как же мне плохо! Не думала, что бросить будет так тяжело. Всегда считала, что смогу в любой момент отказаться от наркотиков, ведь я колю их нечасто, а оказалось…»

Вера удивленно моргнула. Она узнала мамин почерк, но не могла поверить, что та пишет о себе. Наркотики? Мама их принимала? Не может такого быть… Вера много раз видела наркоманов по телевизору и один раз в жизни – ей Шура показала «торчка» из своего дома, но все они были кошмарными людьми, опустившимися, грязными, истощенными. Не такими, как ее красавица мама!