Клятвоотступник

– Я, братуха, в Москве не сидел… Я всю жизнь крутил баранку, кое-что и воровал… Коммунисты хоть и сами воровали, но и простым смертным разрешали… А здесь мне хана, здесь даже воздух продают…

На грустные рассуждения хозяина пьяный гость уже никак не реагировал. Он только очень внимательно глядел на его физиономию и плакал. Голова аусзидлера перед ним почему-то то исчезала, то удваивалась… Первый день наступившего года для выходцев из бывшего Советского Союза мало чем отличался от предыдущего. Они спросонок вновь уселись за стол, потом вновь отошли ко сну. Лишь на третий день друзья приобрели человеческое обличие, и то не полностью.

Пьяного сына и его нового собутыльника старший Геншер заметил сразу, как только вошел во двор. Старик со старухой встречали Новый год в соседней деревне у давних знакомых, тоже аусзидлеров. Супруги сразу почувствовали что-то неладное в своем доме. Первым «вскипел» мужчина. Бывший учитель географии сторонился высоких людей, они всегда казались ему тупыми и недобропорядочными. Совладелец особняка, словно коршун, подскочил к незнакомцу и со слюною на губах закричал:

– Молодой человек, тебе не стыдно пьянствовать в моем доме?… Или у тебя нет семьи? Сидел бы в России и бил баклуши… Вот сейчас вызову полицию, она тебя сразу приберет…

Появление старого человека во дворе его друга для пьяного верзилы было столь же неожиданным, как и его оскорбительная реплика. В родной Найденовке с этим дедом он разговаривал бы по-другому, он и сейчас был не прочь почесать кулаки… Однако упоминание о полиции на беглого подействовало мгновенно и отрезвляюще. В этой стране он был даже не поздний переселенц, а только военный дезертир из бывшей ЗГВ. На подобных изгоев могла тявкать любая дворовая собака. Кузнецов с мужчиной не стал пререкаться и стремительно покинул двор. Деревня словно вымерла, никто и ничего вокруг не двигалось. Лишь на окнах немногих домов висели праздничные гирлянды. Его бесцельное шатание по улицам продолжалось недолго. Жажда тепла и домашнего уюта вынудили его вновь войти в дом Геншеров. Дверь во дворе, как и в квартире, на ключ не была закрыта. Младший Геншер был уже в курсе происшедшего. Не успел еще верзила робко открыть дверь, как он быстро выскочил из-за стола, и обняв продрогшего пришельца, зычно прокричал:

– Эй, Санек, не бери все это в голову. Мой предок часто меня воспитывает, а мне все, как с гуся вода… Лучше давай ударим по водочке, да закусим русским огурчиком и грибками… Я ужасть грибы люблю…

Гость после такого приглашения осмелел, он и сам удивился своей наглости. Вновь появившуюся возможность выпить и пожрать нахалявку, он решил не упускать. Через несколько мгновений Александр, который был на пять лет младше радушного хозяина, оказался за столом. Друзья расслаблялись до поздней ночи, расслаблялись основательно, с душой, так могут делать только русские люди…

Со старшими Геншерами беглый нашел общий язык на следующий же день. Родители его друга, дядя Ваня и тетя Марфа оказались на деле и не такими занудами. Он, осознавая свою вину, лично сам зашел к ним и искренне извинился. Они его извинение также с пониманием приняли и усадили некогда пьяного аболтуса за стол. Сразу же завязалась беседа. Старики первыми раскрыли свою душу и поделились своей болью. Они в один голос жалобились на непутевого сына, которого за пьянство уволили с лакокрасочного завода. В семействе мгновенно возникли проблемы с кредитом. Предки молили Бога, чтобы тот послал ихнему сыну путевую женщину.

Кое-чем со стариками поделился и друг младшего Геншера. Узнав о том, что молодой человек приехал сюда на заработки из Украины, Иван и Марфа в один голос пригласили сироту для проживания у своего сына. Он мог проживать до окончания визы, почти полгода. Аусзидлеров не интересовал ни заграничный паспорт, ни другие документы нового знакомого. Они верили этому мальчику, он был для них родным, советским человеком. В первую ночь пребывания на законных основаниях в доме Геншеров верзила долго не спал. Он все время ворочался, сладостные мысли не покидали его голову. В его душу на полгода также могло вселиться простое человеческое спокойствие. Утром Колька определил туристу комнату, у которого через неделю и все остальное пошло, как по маслу.