Клятву сдержали

Девушка посмотрела в нашу сторону, недовольно поморщилась:

— А вы что здесь сидите? Идите на второй этаж. Главврач вас ждет.

Мы дружно поднялись, направились к двери.

— Вег! Вег! — заторопил немец. Мы ему явно мешали.

За дверью мы еще немного постояли, ожидая, что немец вот-вот выйдет, будет нас сопровождать. Но он не выходил. Из ординаторской доносился заразительный девичий смех. Мы направились к лестнице.

— Ну и гадина! — негромко произнес Сенька. — Повесил бы…

— Это кого так? — послышался сверху строгий голос.

Подняли головы. На лестнице стоял коренастый, средних лет мужчина в белом халате. Из-под насупленных бровей нас прощупывали темные внимательные глаза. Верхние пуговицы халата были расстегнуты, под ним виднелась гражданская одежда.

— Да так… — смутился Сенька. — Между собой мы…

Симон выступил вперед, спросил:

— Скажите, как нам повидать главврача больницы? Мы военнопленные, у нас к нему дело.

— Вижу, что пленные, — ответил незнакомец и сделал несколько шагов вниз по лестнице. — Ну, допустим, я главврач.

Он спустился к нам, подошел к окну. Прислушался к смеху за дверями ординаторской, потом повернулся к нам:

— Только я вам сейчас не нужен. Вон дверь, а вон лес…

Это было настолько неожиданно, что мы стояли, но зная, что делать. А Михайлов продолжал:

— Не тяните время. Ваш конвоир может вот-вот спохватиться… Бегите! Как можно дальше. Утром вас встретят…

Он круто повернулся и неторопливо стал подниматься по лестнице. Потом наверху хлопнула дверь и стало тихо.

Первым пришел в себя Сенька. Он сорвался с места, бросился к Симону, потянул за полу рубахи:

— Что же мы стоим?! Быстрее! За мной!

Сенька первым нырнул в низенькую узкую дверь, которая вела во двор больницы. За ним протиснулся Симон, я выбежал последним. Сердце бешено колотилось: «Свобода! Свобода! Наконец-то…». Так тщательно, так долго готовились мы к побегу, разрабатывали столько вариантов, а вот — на тебе! все получилось совсем не так, как предполагали…

Выбежав во двор, мы бросились в противоположную от парадного входа сторону, мигом перемахнули штакетник и побежали к лесу. Я задыхался, не хватало сил, воздуха, сердце работало на пределе…

Но мы оказались способными на невозможное — в состоянии крайнего истощения бежали более тридцати минут. Наконец достигли леса. Петляя между соснами и березами, добежали до оврага, скатились в него и прошли по сырому дну, наверное, не менее километра. И только тогда услышали со стороны города беспорядочные винтовочные выстрелы. Наш конвоир обнаружил побег.

Как нам позже рассказали подпольщики, Ниле удалось продержать немца в ординаторской около двадцати минут. Действовала она по заданию Михайлова. Солдат становился все развязнее, и ей пришлось вырываться от него. Она выбежала из комнаты, сказав, что скоро вернется. Оставшись один, немец вспомнил про нас. Бросился к нянечке. Он тряс ее за плечи, спрашивал по-русски и по-немецки, куда мы ушли. А старенькая нянечка лишь испуганно моргала и разводила руками. Она действительно ничего не знала.

Немец бросился наверх к Михайлову.

— Где пленные?! — спрашивал он. — Куда они подевались?

Михайлов спокойно ответил, что никто к нему не приходил, никаких пленных он не видел, с утра не выходил из своего кабинета. Тогда немец бросился во двор и открыл отчаянную пальбу.

Как только затихли выстрелы, мы остановились. Бежать больше не было сил. Упали на землю, на мягкую прошлогоднюю листву, немного передохнули. Пахло разнотравьем. Медуницы розовели неподалеку на поляне. Где-то рядом, скрытый от нас мелким подлеском, журчал ручей. Я прополз несколько метров, нашел его, напился. От холодной воды заломило в зубах. Любопытная сорока уселась над головой на ветку ольхи, тревожно заверещала.

— Надо идти, — Симон с трудом поднялся, взял с земли палку, оперся о нее. — Слышите…

Деревья только недавно полностью распустились. Легкий ветерок играл в листве, сквозь которую пробивалось яркое солнце. Симон сориентировался по солнцу, стал так, чтобы оно светило в затылок, и мы торопливым шагом направились дальше в глубь леса.

«Что же предпринял конвоир? — думалось мне. — Хорошо, если вернулся в лагерь, чтобы вначале доложить начальству о нашем побеге. Тогда мы выиграли бы по крайней мере еще полчаса. А если он сразу обратился к городским властям? Поднял на ноги полицаев, и те уже организовали погоню? В любом случае надо, пока нас окончательно не оставили силы, уходить глубже в лесные заросли».

И мы шли, шли. Спустились в низину, выбирая самые заболоченные места, чтобы сбить со следа ищеек. Впереди шагал Симон. Он опирался на палку, тяжело дышал. За ним следовал я, последним — Сенька. Он время от времени останавливался, прислушивался, нет ли погони, потом догонял нас. Вот мы выбрались к болотцу, поросшему камышом и рогозом, перешли его. Поднялись по косогору на поляну, остановились передохнуть. Прислушались. Кругом тишина, лишь шумят вершинами сосны.

Впереди просветы между деревьями стали шире. Там лес кончался, его сменял низкорослый кустарник. Мы пошли кромкой леса.