Клязьма и Укатанагон

Эту девушку, Женю, Сергей увидел три года назад, когда она летом, кажется в июле, приехала в Поречье в дом своей матери на свои первые студенческие каникулы. Худенькая и черноволосая, она была не только внешне иной, но вообще была какая-то не из русской жизни: помимо графичной красоты, не так, как все, держалась, одевалась, говорила и молчала. Потом приехала зимой с друзьями-студентами, пришла и попросила помочь с электричеством. Он пошел и увидел в старом доме, где собралась провести несколько дней и ночей студенческая компания, просевшие двери, разбитое окно и здоровенные щели. За день аврала, работая вместе с двумя парнями и тремя девушками, он помог им создать хоть какие-то условия. Денег не взял, во время работы присматривался и прислушивался к разговорам этой несимметричной компании, манерам, словечкам и шуточкам, и ему показалось, что у нее нет отношений ни с кем из этих парней. Тогда он очень обрадовался, а потом это оказалось не так. Прошлым летом начались их встречи и поцелуи, но только один раз, у реки, теплым летним вечером, уже скорее ночью, он помнил, что луна была желтая, как дынная корка, почти все уже случилось, но она вдруг стала каким-то надтреснутым голосом беспрерывно и противно твердить: «Не надо, не надо, прошу тебя», а через день исчезла, уехала. Этим летом он ее ждал, понял еще в прошлое лето, что будет ждать, и влюбился в нее просто с размаху, как только вновь увидел ее на улице повзрослевшую. Как-то безоглядно влюбился, никогда такого не было. Отношения возобновились сами собой и сразу стали близкими.

Близость ничего не меняла, и это тоже было для него удивительно: чувство не остывало, все время казалось, будто она где-то рядом, отошла только на минуту. Понял с ней, что такое «ненаглядная»: лицо и руки, глаза и грудь, колени и вообще все. Вроде как смеясь говорил, что особенно сильно любит ее ухо, совал туда нос и прикусывал мочку, хотя был уверен, что смеяться-то тут нечему: ухо было замечательно красивое. Но четырнадцать лет разницы – огромный разрыв. И Света, жена и дорогой человек с героическим характером и трагическим жанром внутри, если вспомнить о брошенной сценической карьере. Уехал как-то по вызову и там, два дня колотя молотком по тревожно звенящему железу, решил, что надо заканчивать тайный подростковый роман. Вернулся и не подходил три дня, но невольно ждал и смотрел издалека, из мужской курящей компании. Потом сам пошел к ней, сказал, что так не может, вообще без нее не может, довел до истерики и предложил быть вместе навсегда, потому что когда они наедине, то очевидно: они пара и созданы друг для друга. Через месяц она сказала: «Я беременна». Он ахнул и ужасно растерялся, они не говорили ни о чем таком, потому что он думал, во-первых, что она сама наверняка принимает меры предосторожности, самая безалаберная деревенская девица хорошо понимала возможные последствия, и каждая, в общем, разбиралась сама со своим телом – это было понятно и это была норма, а главное, он всегда был уверен, что это из-за него у них со Светланой нет детей. Беременность могла все сломать и поставить вверх дном. Еще его неприятно поразило то, что у Жени, казалось, не возникало ни опасений, ни даже серьезных вопросов в этой тяжелой ситуации, будто они давно уже в браке, договорились завести ребенка и воплотили свое намерение.

Он мучился, но выбрал: решил, что их чувства – главное, остальное нужно потихоньку выправлять, чинить, лечить, а ребенок – это, может быть, счастливый случай, и очень глупо было бы это отменять. Предстоял переворот в его жизни. Конспирацию они, конечно, соблюдали, но в меру: невозможно было унижаться до каких-то особенных пряток, показной специальной болтовни и тому подобного притворства. Деревня, конечно, подозревала, но поскольку ни скандала, ни мордобоя не ожидалось, то история была малоинтересной, да и время-то уже было – август, пора разъезжаться по домам.