Клич

Без сомнения, приложил к этому руку и подозрительный Нессельроде (впоследствии выяснилось, что он продавал Россию австрийцам оптом и в розницу, но Горчаков не дожил до этого дня!), постарались и другие, пониже рангом, но с непомерно развитым самолюбием (уж им-то спуску Александр Михайлович и вовсе не давал). Теперь многие из них ушли на покой, но слухи ползли и ползли, переживая своих сочинителей; иногда князь ворчал, но в правоте своей был уверен и место свое крепко знал; попробуйте-ка нынче написать историю России и не упомянуть Горчакова — дудки-с!..

…Лязгая буферами, поезд сбавлял скорость. За окном быстро темнело, проплыли какие-то постройки, показался плохо освещенный перрон какой-то захудалой станции.

Годы, годы… Годы давали о себе знать. К ночи нещадно ломило поясницу.

Канцлер покряхтел и потянулся к звонку.

— Принеси-ка, братец, горячего чаю, — попросил он появившегося в двери камердинера. Простое мужичье лицо, широкие скулы, окладистая борода.

— Сию минуту…

— Постой-ка, — задержал его князь.

— Чего изволите?

— Ладно, ступай, — раздумал Горчаков. Предстоящая бессонная ночь пугала его своей безответностью, хотелось с кем-нибудь поговорить, излить душу. Все меньше становилось вокруг него преданных, интересных людей: молодые шли дальше, вернее, приходили как бы совсем из другого мира; со стариками было скучно.

Милютин хоть и недолюбливал его (князь это остро чувствовал), а все-таки вызывал в нем живейшее участие. Жаль, рано ушел Дмитрий Алексеевич, — поди, и он бесцельно коротает вечерние тягостные часы: вместе бы им было веселее.

Горчаков поморщился: сам, сам во всем виноват — не слушал собеседника, один говорил без умолку, поучал, что уж всего хуже. Петушился, а перед кем?

Вошел камердинер со стаканом дымящегося чая.

— Благодарствуй, братец, — кивнул Горчаков.

Камердинер поставил чай на столик и вышел. Рассеянно помешивая ложечкой в стакане, Горчаков снова предался воспоминаниям…

3

Удалившись от Горчакова с твердым намерением отдохнуть, потому что последние дни, проведенные в Варшаве, были наполнены до предела всевозможными приемами, банкетами, официальными и неофициальными встречами, корпением до глубокой ночи над бумагами и депешами, Дмитрий Алексеевич Милютин с приятным чувством уже предвкушал предстоящий отдых, как был неожиданно встречен у своего отделения адъютантом, который сообщил, что он зван, и немедленно, к государю императору для личной беседы.

В глубине души Милютин подосадовал на такой поворот дел, даже, по-видимому, что-то досадливое невольно изобразил на своем лице, потому что замешкавшийся адъютант, лощеный и благоухающий французскими духами, прежде чем покинуть вагон, удивленно вскинул бровь, как-то неловко повернулся, задев Дмитрия Алексеевича локтем (вагон шатнуло), извинился и торопливо вышел.

Милютин наскоро привел себя перед зеркалом в порядок, сунул под мышку уже изрядно потертую папку в красном сафьяне с вензелями и отправился в царский вагон, даже отдаленно не предполагая, какого рода ему предстоит беседа, потому что с докладом он был с утра и никаких новостей с тех пор больше не поступало.

На перроне он столкнулся с помощником канцлера бароном Жомини, который сообщил, что только что на станции к ним присоединился ездивший в Болгарию дипломатический чиновник князь Церетелев.

— Он такое рассказывал, такое, — скороговоркой добавил Жомини. — Турки озверели. В конце концов пора их остановить: ведь мы, слава Богу, живем в цивилизованном мире…

— А что Горчаков? — оборвал его Милютин. — Он уже у государя?

— За князем только что послано.

Царь приветствовал военного министра без особой живости, и даже, как показалось Милютину, со скукой в лице. К тому же у него был несколько помятый и какой-то усталый вид. В салоне уже находились почти все, кто обычно присутствовал при докладе, среди них дипломаты Андрей Федорович Гамбургер, Фредрихс и свитские генералы.

Кивнув присутствующим, Милютин прошел к столу и занял свое обычное место рядом с государем. Вскоре появился князь Церетелев, а вслед за ним и Государственный канцлер. Непредвиденное совещание явно не вписывалось в размеренный распорядок дня старого Горчакова. Встретив у царского вагона князя Церетелева, он уже достаточно ясно представлял себе, о чем нынче пойдет разговор, потому что Церетелев ездил в Болгарию по его же настоятельному требованию с целью проверить на месте сведения о зверствах османов, красочно расписанных заграничными газетами.

— Мы рады, дорогой князь, — сказал царь, жестом приглашая Церетелева подойти поближе, — что вы с пользой выполнили возложенную на вас миссию и введёте нас в курс происходящих в Болгарии событий.