Алексей и вправду любил Прасковью. Он ее еще два года назад на селе присмотрел – юную, пышногрудую, дерзкую девчонку. Присмотрел и стал терпеливо ждать, пока она подрастет. Едва девушке исполнилось восемнадцать лет, как он тут же посватался к ней.
Зое, матери Прасковьи, будущий зять пришелся по душе. Алексей был трудолюбивым, хозяйственным, надежным. «Самое то для моей вертушки Проськи,» – так думала Зоя. Семьи сговорились сыграть свадьбу ближайшим летом, сразу после праздника Купалы. Зоя после помолвки начала активно выстраивать семейные отношения. Она то и дело просила Алексея о помощи по дому. Муж ее давно умер, и ей очень не хватало мужских рук в хозяйстве. А Алексей и рад был помогать, ведь это был повод лишний раз взглянуть на свою будущую жену.
В темноте узких сеней Прасковья ловила в объятия и бесстыдно целовала жениха в губы – нежно и чувственно, и с ликованием ощущала, как дрожит от страстного напряжения все его тело. Когда она отталкивала Алексея, его лицо становилось глубоко несчастным. Прасковье нравилось чувствовать эту женскую власть над ним, сильным мужчиной. Поэтому она не верила, что после свадьбы он начнет ею командовать, как пугала мать. Ей думалось, что Алексей всегда будет таким, как теперь, – ласковым, нежным, послушным, готовым луну с неба достать, если она попросит…
«Алешенька меня любит. Расскажу-ка я ему про Ваньку. Пусть он его накажет, как следует,» – подумала Прасковья, заходя во двор.
Поставив ведра в прохладу сеней, Прасковья вышла на улицу и крикнула матери:
– Мам, я принесла воды!
– А к тебе Алешенька приходил, – прокричала мать, высовываясь в окно.
– Что же он мне навстречу не пошел? Хоть бы ведра донес! Устала тащить по такой жаре! – возмутилась Прасковья.
– Они с отцом в соседнее село поехали, он сказаться приходил. Ждать не мог – шибко торопился. Передал тебе, чтобы ты тут без него не скучала и до свадьбы дома сидела.
– Куда ж он, неугомонный? Ведь всего неделя до свадьбы осталась! – обиженно проговорила Прасковья.
– Дядька у него помер. Хоронить поехали, – тихо прошептала Зоя.
– Ух, вредный какой дядька, не мог после свадьбы помереть! – буркнула Прасковья, заходя в дом.
– Прося! – строго окликнула мать, – ты за языком следи! Вот отцовского ремня-то на тебя нет!
Прасковья отвернулась и, незаметно для матери, скорчила недовольную рожицу.
– На Купалу я все равно пойду. Вот еще! Дело ли – последние свободные деньки просиживать дома? – крикнула она матери.
Зоя заохала, заворчала в ответ, но вскоре хлопоты на кухне увлекли ее, и она на время забыла о дочери.
***
– Проська! Невестушка наша! А мы уж думали, что до свадьбы тебя не увидим! – весело закричали девушки, издалека увидев Прасковью, – как же тебя жених-то на Купалу отпустил?
– А мне жених не указ! – ответила Прасковья и дерзко вскинула голову.
Девушки захохотали разом, их звонкие, молодые голоса разнеслись по лужайке возле реки, освещенной множеством горящих костров. Здесь было сегодня много парней и девок.
– Пошли с нами через костер прыгать?
Девушки помахали Прасковье и, смеясь, наперегонки побежали к кострам.
Прасковья довольно улыбнулась и оглянулась по сторонам. Вокруг толпились парни и девки – веселые, нарядные, одетые в одинаково белые одежды. Головы девушек украшали красивые венки, сплетенные для того, чтобы пустить их ночью по воде. Купальская вода обязательно покажет, кто из них в этом году обретет любовь, а кто – семью. В прошлом году вода подсказала Прасковье, что скоро ее сердце будет отдано парню. Так и случилось, все сбылось, скоро свадьба.
Прасковья побежала к пляшущим девкам, и вскоре вихрь танца закружил, понес ее вместе с остальными в большом хороводе. Она смеялась, запрокинув голову. Вокруг нее мелькали такие же радостные, возбужденные лица. Кругом слышались крики и смех, где-то в стороне играли дудки и гармони. Прасковье было хорошо, она любила праздники, любила необузданно веселую Купалью ночь.
Но тут вдруг она наткнулась на пристальный и неподвижный взгляд огромных, круглых глаз – кто-то неотрывно смотрел на нее из темных зарослей рогоза. С отчаянно бьющимся сердцем Прасковья вышла из хоровода и всмотрелась во тьму. Кусты тут же сомкнулись. Прасковья тихонько подкралась ближе и резким движением раздвинула зеленые листья. В кустах сидел Ванька-дурак.
– Попался! – закричала она, схватила Ваньку за ухо и потащила его за собой, – а ну, выходи на свет, наглец!
Возле костра Прасковья отпустила парня и толкнула его на землю.
– Что ты, окаянный, все ходишь за мной? Влюбился, что ли?
Ванька что-то промычал ей, затряс головой. Щеки его покраснели, а длинные светлые волосы упали на лоб. Вокруг Прасковьи сразу же собрались смеющиеся девки и парни, они окружили их с Ванькой со всех сторон.
– Влюбился Ванька-дурак в Прасковью!
– Сам дурак, а губа у него не дура!
– Самую красивую девку выбрал, молодец Ванька!
Смеющиеся голоса, доносящиеся отовсюду подзадоривали Прасковью.
– Ох, – вздохнула она, томно закатив глаза, – поцеловать тебя, что ли, в честь праздника?
Девки и парни засмеялись, завизжали от восторга.