Клинч за жизнь

Уже семь. Самое время умыться и позавтракать. Я иду в ванную, сажусь на поломанную стиральную машину, которую давно стоит выкинуть, и чищу зубы. Мой взгляд устремлён на уродливое отражение в зеркале. С каждой секундой отвращение к самому себе возрастает. Мне вдруг вспомнилось, каким красивым я был, когда впервые вышел в ринг: длинные волосы, новенькие шорты, воля к жизни в глазах. Теперь моя внешность — шарж, кривое отражение прошлого. Недаром мать не узнаёт меня…

Я резко ударил по стеклу. Зеркало потрескалось и запачкалось кровью, но этого мало. Я всё бью и бью, пока мельчайший осколок не падает в умывальник.

Надо промыть руку, но тело будто оцепенело. Даже в окровавленных осколках я всё ещё вижу своё отражение! Да чтоб тебя! Как одержимый, я колочу по стеклу, и боль вместе с характерным звуком доставляет удовольствие.

Раковина отвалилась и упала на пол. Я опустился на колени. В том, что осталось от зеркала… в некоторых осколках… всё еще видно это лицо!

Я запускаю ладони в пучину стёклышек и сжимаю кулаки. Не помогает. Ненавистный облик всё ещё выглядывает то с одной точки, то с другой.

— Твою мать! — крикнул я и опустил голову в осколки. — Твою мать! Твою мать!! Твою мать!!!

Окровавленные руки обняли раковину и прижали её к голове. При каждом движении лицо покрывается порезами, но отступать нельзя! Надо засунуть голову как можно глубже… чтобы не было слышно, как хнычет взрослый мужик.

В обед я пошёл в спортклуб «Титаниум». На рецепции сегодня та самая девушка из эротического сна. Когда она смеётся, можно увидеть её дёсны и пересчитать зубы. Наяву эта улыбка не кажется игривой.

Я пересекаю огромный зал с кучей новеньких тренажеров и штанг. В конце есть два так называемых зала для групповых программ. В левом проходят тренировки для мужчин: бокс, дзюдо; а в правом: йога, пилатес и остальная бабская хрень. Я открываю левую дверь и вижу, как тренер даёт молодым боксёрам указания. Он больше не гоняет спортсменов от снаряда к снаряду. Только руководит.

— Ты опоздал, — сказал тренер. — Брился, наверное?

А-а, шутка про порезы… Несколько спортсменов вгляделись в моё лицо, но быстро отвернулись. Я начал разминку.

Мы растеряли прежнюю любовь к боксу. Меня сломали поражения, а пламенный дух тренера начал гаснуть ещё с того дня, как наш подвальчик закрыли из-за антисанитарии. Тогда его пригласили в зал «Победа»…

Весь час я занимаюсь один, и только под конец старик машет в мою сторону. Он показывает на здорового парня с короткой стрижкой и пухлыми губами. Это означает спарринг. Сегодня вечером должен состояться мой третий поединок с Шарпеем, поэтому тренер поставил меня против самого сильного боксёра в зале. Это был молодой мастер спорта по прозвищу «Бык». Во сне я с лёгкостью побил его, но наяву это было не так просто. Он боксировал вполсилы и всё равно доминировал. В прошлом это бы оскорбило меня, но сейчас я трезво оценивал свои шансы и не лез на рожон.

— Подождёшь меня на улице, хорошо? — сказал тренер в раздевалке. — Мы же с тобой давно так не общались, а у меня как раз перерыв.

Я согласился и минут двадцать ждал у входа. Тренер предложил прогуляться. Мужчина вспоминал прошлое и говорил на удивление расслабленно. В ларьке он купил банку пива.

— Будешь?

Я отказался.

— Ну да, ты же не пьёшь, — добавил он и неожиданно завёл разговор о Шарпее. Мне показалось это странным, и я решил спросить:

— Почему он не пришел на тренировку? И как там с боем?

— С боем накладка вышла.

— В смысле, накладка? — удивился я.

— Ну, как в смысле… Ты что, Шарпея не знаешь? Как водку жрать, так он первый, а когда надо потренироваться — так у него всё болит. Говорил я с этим твоим Шарпеем. Позвонил мне вчера, сказал, что простудился и в ринг точно не выйдет. Короче, как был он ссыклом, так им и остался. Да и вообще, ну его к чёрту, этого Шарпея. Ты мне лучше вот что скажи: когда кончается твой абонемент в клубе?

— Через две недели.

— А продлевать как будешь? Я слышал, ты работаешь охранником в «Диско-баре», но на тебе ж ещё мать больная. А здесь цены такие… надо год ничего не есть, чтоб месяц походить.

— Не знаю, — сказал я и завистливо посмотрел на банку в руках тренера.

— А может, пора заканчивать? Я вон в тридцать три завязал и не жалею. А тебе уже под сороковник. В этом возрасте здоровье начинает пошаливать. Сам подумай, ты уже двадцать лет в ринге. А если в больницу угодишь? Мать твоя совсем согнётся. Пожалей хотя бы её.

Последняя фраза была пиком мерзости. Что именно он хотел до меня донести? Что я не молодею? Что мне не хватает денег? Я и сам это знаю, но ещё лучше мне знаком характер тренера. Когда он втирал про возраст и больную мать, наверняка думал: «Африка, взгляни правде в глаза — ты просто неудачник. Бокс — это не твоё, и последние девять поражений подтверждают мои слова. Не позорь себя и спорт, который когда-то любил».