Клиническая ложь

– Да, странно. Потому что Даша, казалось, меня не услышала. Она выглядела на удивление безмятежной создавалось впечатление, что у нее все на мази, и она уверена в том, что делает. Честно говоря, за Дашу я не слишком беспокоилась, ведь у нее всегда была голова на плечах – ну, я так считала, пока она не прискакала с этой бредовой идеей о продаже жилья, а вот Маша…

– А что Маша?

– Понимаете, об этом не принято говорить, но многие наши дети привыкли считать, что им все должны – государство, родители, воспитатели. И, разумеется, другие люди – соседи, работодатели… Обратной стороной инфантилизма воспитанников является то, что они слишком доверчивы и легко попадаются на самые простые уловки мошенников. Маша была именно такой. Чуть что, она заводила шарманку с музыкой «все меня бросили». Она не отличалась трудолюбием, любила погулять, часто сбегала из нашего дома, а через несколько дней либо возвращалась сама, либо ее приводили полицейские. В одну из таких отлучек она забеременела…

– Сколько ей было?

– Тринадцать.

Антон тихонько присвистнул.

– Как видите, у руководства был лишь один выход – аборт.

– Как она это перенесла?

– Как кошка – отряхнулась и побежала дальше. В прямом смысле. У нее с подросткового возраста были проблемы с алкоголем – сказывалась плохая наследственность, ведь оба ее родителя померли от пьянки… Начинала с пива, как водится, а потом и водочку полюбила, и бодягу всякую – что достать удавалось. И ведь ей нельзя было злоупотреблять алкоголем – только не с такими проблемами с сердцем! Я не считала Машу хорошей соседкой для Дарьи, но надеялась, что пример последней окажет на нее положительное влияние! Дашу, как принято говорить, ангел поцеловал в темечко, и я всегда считала, что уж у кого-кого, а у нее все сложится наилучшим образом!

– Так вы не знаете, осуществила ли она свое намерение?

– Мы не виделись несколько недель. Я звонила ей, но Даша говорила, что занята и не может приехать – хозяйка, дескать, сильно ее загружает, и нет времени даже поболтать… Если б я только знала!

– Вы знаете адрес квартиры, в которой прописаны Ладогина и Субботина? – спросил Антон.

– Я никогда там не бывала, но, думаю, если поискать…

– Сделайте одолжение, поищите.

Жирикова тяжело поднялась на ноги и пошла к выходу: ее движения были замедленными и неловкими, словно ей на плечи внезапно опустилась вся тяжесть мира.

* * *

Мономах сделал пару глубоких вдохов, после чего постучал в дверь кабинета Нелидовой.

Он клял себя за то, что связался с начальницей – никогда нельзя завязывать подобных отношений на работе! С врачом или медсестрой из другого отделения – почему бы и нет, но только не с боссом!

Беда в том, что в начале отношений Мономах понятия не имел, что Нелидова станет его начальницей, а вот она, напротив, была в курсе сего факта, однако предпочла не ставить в известность Мономаха. Видимо, где-то в глубине души она понимала, что в таком случае он не согласился бы на связь, которая могла подставить под удар их обоих. Но в особенности его.

– Зачем тебе понадобилось лезть к чужому пациенту? – с порога набросилась на него Анна. – Какого черта ты вмешиваешься в процесс лечения?

– В какой такой процесс? – удивился Мономах. – Я просто поболтал с пареньком…

– Зачем?

– Меня попросила Суламифь.

– Неизвестный – не ее пациент, она просто делала ему операцию, как и ты. Лечащим врачом парня является Дуров, ясно?

– Кристально. Так это он, что ли, тебе нажаловался?

– Он был вынужден, потому что пациент впал в истерику после твоего визита! Он ничего не помнит, но ты пытался влезть ему в голову…

– Увы, таких сверхспособностей у меня нет!

– И слава богу!

– А вот и не слава: ты же главврач…

– И.О.!

– Неважно! Неужели тебе все равно, что мальчишка лежит здесь совсем один, никому не нужный?

– Мне не все равно, но кто виноват в том, что с ним случилось? Суламифь настаивает, что единственный человек, который может помочь, этот, как его…

– Сержант Котов.

– Точно, Котов! Он – единственный, кто может начать искать родственников больного. А Кац не желает допускать его к пациенту, считая, что Котов нарушит его хрупкую психику. Зато она с удовольствием допускает к нему тебя, человека, не имеющего отношения к органам следствия, и предлагает допросить потерявшего память парня! Я бы еще поняла, если бы ты был психиатром или, на худой конец, психологом, но ты…

– Костолом?

– Костоправ! Чем ты его довел до ручки?

– Кого, Дурова?

– Неизвестного!

– Да ни о чем особенном я не спрашивал – только о том, помнит ли он аварию, или хотя бы как оказался там, где его обнаружили.

– А он что?

– Утверждает, что ничегошеньки не помнит.

– И почему ты ему не веришь?

– Ему не верит Суламифь, и мне этого достаточно!

– Если он врет, давайте пригласим Котова? Он разберется!

– Не думаю, что это хорошая мысль.

– Почему же?

– Да потому, что мне пришло в голову сказать пареньку, что у меня есть хороший знакомый, который может сделать о нем небольшой репортаж, и тогда его увидит весь Питер и область, включая тех, кто его знает.

– И что?

– И у него случилась та самая истерика, в которой ты меня обвиняешь.