Клиническая ложь

– То есть ты считаешь, что пациент боится именно того, что хочет сделать Котов?

– Именно.

На короткое время Нелидова задумалась.

– В любом случае, решать не тебе и не мне. Так и быть, я дам Кац еще пару дней – вдруг у нее получится разговорить больного? Пусть с ним поговорит Ларин…

– Психиатр?

– Ну да. Уверена, он справится не хуже тебя или Суламифи!

– Что ж, пусть так и будет.

– И все?

– А чего ты ждала – что я буду драться и отстаивать свое право единоличного общения с неизвестным? – пожал плечами Мономах. – Это все или я еще в чем-то провинился?

– Не злись, я же руководитель учреждения и должна знать обо всем, что происходит!

– Да я не злюсь. Так могу я идти, товарищ командир?

– Погоди. – Нелидова приблизилась, и Мономах понял, что она переключилась с позиции «суровый, но справедливый начальник» в позицию «кроткая и нежная любовница». Как кухонный комбайн – хочешь, соковыжималкой буду, а хочешь – пароваркой!

– Мы в последнее время почти не видимся, – проворковала она, теребя воротник его халата изящными пальчиками с французским маникюром.

– Ну, тут же не моя вина: это у тебя то совещание, то семинар… – пробормотал Мономах.

– Вчера я была свободна, а ты усвистал куда-то.

– Дела были.

– А как насчет сегодня?

Ну что ты будешь делать! С одной стороны, он каждый раз задумывался о том, что пора завязывать с этими неудобными отношениями, с другой… Анна – отличная любовница, нетребовательная и ласковая, изобретательная в постели, веселая и забавная – вне ее. Ей легко удавалось перевоплощаться из начальницы в обычную женщину, прямо раздвоение личности какое-то! Она не грузила его своими личными проблемами, хотя они у нее, как и у всякой женщины, перешагнувшей сорокалетний рубеж, разумеется, есть. Мономах лишь знал, что она разведена и имеет взрослого сына, который, судя по репликам, что несколько раз сорвались с ее языка, не оправдал материнских ожиданий. Мама шла в гору, занималась карьерой, отлично выглядела, да еще и помогала сыночку материально, однако он, похоже, благодарности не испытывал. В сущности, это Мономаха трогало мало: он даже не знаком с недорослем, так чего беспокоиться? Гораздо больше его тревожил другой вопрос – отношений Анны с Азатом Кайсаровым, шишкой из Комитета по здравоохранению. Что-то подсказывало ему, что Нелидова ни за что не стала бы исполняющей обязанности главврача после отстранения Муратова, если бы не имела серьезной протекции. А еще, зная Кайсарова, Мономах понимал, что просто так этот человек ничего не делает[1].

Значит, либо он является должником Нелидовой и таким образом отрабатывает долг, во что верилось с трудом, либо они состоят, или раньше состояли, в близких отношениях.

Они никогда не обсуждали это, но Мономах даже самому себе боялся признаться, что подобные мысли заставляли его кровь быстрее бежать по жилам, выбрасывая в нее адреналин. Он даже иногда доходил до абсурда, сравнивая их отношения с почти что родственными.

А что, Нелидова – его любовница, как в свое время была Алсу Кайсарова. Если Кайсаров тоже любовник Нелидовой…

– Не слышу ответа, – проговорила она, придвигаясь еще ближе. – Сегодня вечером ты свободен?

– Хочешь приехать?

– Если ты пообещаешь мне кое-что.

– Что?

– Не приближаться к пациенту Дурова на пушечный выстрел. Идет?

– Идет. Но если уж мы торгуемся, мне тоже кое-что нужно.

– Ну вываливай!

– Мне нужен ортопедический бандаж-корсет третьего размера для пояснично-крестцового отдела позвоночника средней фиксации. И не та дешевка, которую продают в нашей аптеке, а немецкий.

– Это для неизвестного?

– Да.

– Значит, ты провел осмотр?

– А ты думала, я приходил просто поболтать? У парня травма позвоночника, мы его собрали, как трансформер, но без нужной реабилитации он не сможет вернуться к нормальной жизни. Так как у него нет родственников – во всяком случае, пока мы не выясним, кто он такой, – кто-то должен о нем позаботиться! Ему не больше двадцати пяти лет, вся жизнь впереди, и жизнь эта должна быть качественной. Ты со мной согласна?

– Знаешь, за что я тебе люблю? – неожиданно задала вопрос Нелидова.

– Помимо моего сногсшибательного обаяния и потрясающего чувства юмора?

– И помимо твоих постельных подвигов, да. Так вот, я люблю тебя за то, что иногда ты ведешь себя, как Суламифь!

* * *

В «Царство Аида», оно же царство Ивана Гурнова, заведующего патологоанатомическим отделением, Мономах спустился сразу после разговора с Нелидовой.

Гурнов оказался на месте (ну а где, собственно, ему быть?).

– Вот! – провозгласил Мономах, не здороваясь, ставя на стол пластиковую поилку.

– Это что? – опасливо указывая длинным узловатым пальцем на принесенный предмет, поинтересовался патолог.

– Поилка.

– Это-то я вижу. Зачем?

– Ты же по-прежнему являешься внештатным сотрудником СК, так?

Гурнов непонимающе кивнул.

– У тебя есть доступ к… ну, как там это называется… базе преступников?

– Э-э… зачем тебе преступники? – нахмурился Гурнов. – Погоди, у нас в больничке что, лежит бандит?

Пришлось Мономаху вкратце поведать приятелю историю безымянного пациента.