Клинические разборы в психиатрической практике

Д. А. Пуляткин. Я бы не согласился с Марком Евгеньевичем. Что прежде всего обращает на себя внимание? Грубейшие нарушения интеллекта. Если бы дальше задавать ему вопросы типа «чем кошка отличается от кирпича?», «чем корабль отличается от обезьяны?» и т. д., он так же спокойно говорил бы: «Ну как, корабль он и есть корабль, он на море, а обезьяна — она в зоопарке, вот и все различие». Резонерство его представляется достаточно характерным, но не шизофреническим, а тем резонерством, которое встречается у ранних органиков. Это набор ходульных псевдофилософских изречений, которыми столь набита его речь. На каждый вопрос он предпочитает вначале произнести некую расхожую байку, какую-то ходульную мораль, а потом уже переходит к ответу на сам вопрос. И отвечает при этом опять-таки не сразу, а, в силу своей обстоятельности, начинает от Адама. Если бы мы его терпеливо слушали, он бы подошел к сути вопроса. Он вполне понимает, о чем его спрашивают, понимает смысл своего пребывания здесь, хочет оформить инвалидность и т. д. В разговоре о группе инвалидности он обнаруживает выраженные эмоциональные реакции, есть элементы рентной установки. Это ранний органик (по Г. Е. Сухаревой) — органический психопат, который, возможно, всегда был таким инфантильным резонером. К этому присоединился алкоголизм и травма, которая сразу понизила его интеллект, и его резонерство как бы раскололось на куски. Оно уже не составляет никакой, даже примитивной, концепции, поэтому он так противоречив. Но он противоречив не более, чем расстроено его мышление. Я его спросил: «Чем сосна отличается от коровы?» — «Корова — она пользу дает, а сосна — она что? — воздух облагораживает». Это как один дебил истолковывал пословицу «Дорога ложка к обеду». Он сказал: «Ложка — она и есть ложка. Когда к обеду, так она нужная, а если не нужно, так зачем она нужна?». Вот и у него такими псевдо-мудрствованиями наполнена вся речь. Здесь нет ничего характерного для шизофрении. — Вопрос из зала. Так он закрыт, недоступен. — Если называть это недоступностью, то так можно сказать про каждого слабоумного больного: он, дескать, слабоумен с виду, а в голове у него высшая математика. Мы должны опираться на то, что мы видели. Про шторы он объяснил: воздух загазован, и он закрывает шторы. И больше ничего.

Т. Л. Готлиб. У меня такое соображение. Он ведь изменился не после травмы, травма у него была в 1994 году, а он изменился 10 месяцев назад. А что в это время случилось? Он лишился работы. Он даже сказал: «Может, они мне специально записали припадок, чтобы меня уволить и взять своего человека». Так что это изменение может быть связано с социальной ситуацией. Он вынужден сидеть дома, и у него разрушился распорядок жизни. Те поведенческие реакции, которые у него возникли в последние 10 месяцев, можно связать с изменением характера жизни.