Клиника «Амнезия»

— Это, мой мальчик, самая правдивая часть моего рассказа. Смерть любимого человека подчас толкает людей на невероятные поступки. Знаешь, мои друзья в свое время спрашивали Мигеля о том, почему он отреагировал на смерть жены столь… э-э-э… экстравагантным способом. Мигель лишь улыбнулся и еле слышно ответил: «Горе задает нам самые разные вопросы». И он был прав. За мою жизнь мне довелось повидать чрезвычайно эксцентричное отношение людей к смерти. Когда я работал в Андалузии, у одной дамы ребенок умер прежде, чем его успели окрестить. Вместо того чтобы похоронить малыша в неосвященной земле, она поместила его тельце в банку с маринадом и хранила на кухне до конца своих дней.

— Надеюсь, она не напилась допьяна и не воспользовалась содержимым банки в кулинарных целях, — заметил Фабиан.

— Я тоже надеюсь, — ответил Суарес. — Она несколько раз угощала меня едой, которая пришлась мне по вкусу.

— Как ты думаешь, Анти? Стоит нам попросить Суареса, чтобы он разрешил нам отнести эту проклятую голову в школу, чтобы попугать девчонок? — спросил меня Фабиан.

— Представляю, сколько бы потом было разговоров, — отозвался я.

— Даже не мечтайте, — возразил Суарес. — Вам того и гляди взбредет в голову подарить эту штуку тому, кого вы недолюбливаете, а обвинение в колдовстве отнюдь не поспособствует моей врачебной практике. К тому же, принимая во внимание суеверную натуру отдельных моих пациентов… Нет. Голова, пожалуй, останется здесь, в моем доме. Но вы, надеюсь, уяснили для себя: Ледяная принцесса — не единственная удивительная реликвия, несмотря на все ваше страстное желание отправиться в путешествие и совершить открытия. Уверяю тебя, Фабиан, вовсе не обязательно отправляться в дальние странствия, если можно заняться поисками даже в стенах родного дома.

Сказав это, Суарес улыбнулся, встал и нежно поцеловал племянника в лоб. Со мной он попрощался за руку.

— Спокойной ночи, юноши. Все эти байки что-то сильно меня утомили. Приятных вам сновидений. Не выпивайте весь мой ром.

Это было хорошо продуманное проявление снисходительности к нашим дурным привычкам. В бутылке оставалось совсем немного, по крошечному глотку на каждого. Но сама мысль о том, что мы можем не спать всю ночь, ведя разговоры «за жизнь» за бутылкой рома, — это уже из области фантазии, в которой, однако, мы оба были добровольными участниками.

Чуть позже мы с Фабианом пожелали друг другу спокойной ночи, и я отправился наверх, в свободную спальню, предназначавшуюся специально для гостей. Я ожидал, что моя голова будет кружиться не только от рома, но и воспоминаний о замерзшей во льду принцессе, и боевых трофеях с отрубленными пальцами, и замаринованных мертвых младенцах. Мое воображение было воспалено до предела. Однако это было вызвано не отдельными интересными предметами и событиями дня, но моими видениями Мигеля де Торре. Вот он бредет по вересковым пустошам, вот останавливается на ночлег в гостиницах, ужинает при свечах и ведет разговоры со своей умершей возлюбленной. Он скитается по всему миру до тех пор, пока ему не подвернется подходящее место, чтобы расстаться с ней навсегда.

В результате я еще не спал, когда услышал звуки — похожие на плач, они доносились как будто со дна глубокого колодца, эхом отдаваясь по погруженному во мрак дому. Это Фабиан во сне звал свою мать.

Глава 2

Два года и три месяца назад моя семья переехала в Эквадор. Вскоре мы с Фабианом стали самыми близкими друзьями. Я уверен, этого никогда не произошло бы, если бы не траектория броска воздушного шарика, заполненного водой, в конце второй недели моего пребывания в новой стране. Без этой тонкой, кишащей внутри холерными вибрионами латексной мембраны, принесенной в школу для ведения боевых действий, наша дружба не протянула бы и месяца.

Начну с того, что мы были разными, совершенно не похожими друг на друга. Фабиан был высок и смугл, его глаза напоминали пару надтреснутых изумрудов. По сравнению со мной, астматиком, этаким поросенком-альбиносом, он казался томной, изящной пантерой. Выглядел он старше своего возраста, тогда как меня постоянно считали чьим-то младшим братом. И вообще Фабиан пользовался всеобщим обожанием, что не слишком располагало к обзаведению новыми друзьями.