Клиника «Божий дом»

Я запаниковал. К счастью, крики, доносящиеся из палат, помогли мне прийти в себя. Я вдруг подумал: «Это зоопарк, а эти пациенты – просто больные животные». Одноногий старичок с нелепым кустиком седых волос, стоящий на одной ноге и опирающийся на костыль, взволнованно кричащий, напоминал мне журавля; могучая, крестьянского вида полячка с руками-молотами и двумя выпирающими из пещеры рта зубами была гиппопотамом. Множество видов обезьян… Но в моем зоопарке не было величественных львов, плюшевых коал, пушистых зайчиков или лебедей.

Правда, двое показались мне исключением. Первой была кроткая Софи: она поступила с основным диагнозом «депрессия» и жалобами на периодические головные боли. Но ее частный врач, доктор Путцель, почему-то назначил ей полное исследование желудочно-кишечного тракта, включая клизму с барием, рентгенограмму верхних отделов ЖКТ, сигмоидоскопию и ультразвуковое сканирование печени. Я не мог понять, как это связано с депрессией и головными болями. Когда я вошел в палату, то увидел старушку и лысеющего мужчину, который сидел рядом и с состраданием держал ее за руку. «Как мило, – подумал я, – ее приехал навестить сын». Но это оказался не сын, а тот самый доктор Боб Путцель (Толстяк называл его «сострадателем из пригорода»). Я представился и спросил Путцеля о причинах назначения обследования ЖКТ при депрессии. Он нервно посмотрел на меня, поправил галстук-бабочку, пробормотал «пучение» и, поцеловав Софи, сбежал. Недоумевая, я позвонил Толстяку.

– Что за ерунда с исследованием ЖКТ? Она говорит о депрессии и головной боли!

– Специализация Дома – полное обследование кишечника. ТИБ – терапевтические исследования с барием.

– В барии же нет ни черта терапевтического! Он инертен!

– Конечно, нет. Но полное обследование кишечника все спишет.

– У нее депрессия! У нее нет никаких проблем с кишечником!

– Конечно, нет. И у нее нет вообще никаких проблем. Ей просто надоело посещать офис Путцеля, а Путцелю надоело звонить и справляться о ее здоровье. Поэтому они уселись в его белый «континенталь» и приехали в Дом. Она в порядке, она обычная СБОП, старушка без острых проблем[14]. Ты думаешь, что Путцель этого не знает? Но каждый раз, взяв Софи за руку, он получает сорок долларов твоих налогов. Миллионы. Видишь это строящееся здание, крыло Зока? Знаешь, для чего оно? Для полного обследования ЖКТ богатеев. Везде ковры, в рентгенологии – индивидуальные раздевалки с цветными телевизорами и объемным звуком. В дерьме оооочень много денег. Я сам собираюсь на специализацию в гастроэнтерологию.

– Но это же мошенничество!

– Конечно. Но не только. Это еще работа для тебя, а Путцель просто делает деньги. Это – дерьмо.

– Это – безумие.

– Это – медицина по-божьедомски.

– Ну и что же мне делать?

– Для начала перестань общаться с Софи. Если ты будешь с ней разговаривать, она пробудет здесь вечно. А потом натрави на нее студента. Ей это не понравится.

– Она гомересса? Она ведет себя по-человечески?

– Конечно! Приятная старушка.

– Правильно. СБОП. Не гомересса. Но среди твоих пациентов наверняка есть гомеры. Вот, смотри, Рокитанский. Пойдем!

Рокитанский был похож на старого бассета. Университетский профессор, перенесший массивный инсульт. Он лежал, привязанный к койке, с капельницей и катетером. Неподвижный, парализованный, глаза закрыты, дыхание спокойное, Казалось, ему снится косточка. Или хозяин. Или хозяин, бросающий косточку.

– Мистер Рокитанский, как поживаете?

Пятнадцать секунд спустя в глубине его разрушенного мозга что-то зашевелилось, и он, на открывая глаз, медленно прорычал:

– КХРША.

Я самодовольно спросил:

– Мистер Рокитанский, какой сегодня день недели?

– КХРША.

Точно так же он отвечал на все вопросы. Мне стало грустно. Был профессор, а теперь овощ.

Я снова подумал о деде и почувствовал ком в горле. Повернувшись к Толстяку, я сказал:

– Это ужасно. Он скоро умрет.

– Нет, он не умрет. Он бы хотел, но не сможет.

– Он же не может жить вот так!

– Конечно, может. Послушай, Баш. Есть ЗАКОНЫ БОЖЬЕГО ДОМА. ЗАКОН НОМЕР ОДИН: ГОМЕРЫ НЕ УМИРАЮТ.

– Что за бред? Конечно они умирают!

– За год я не видел этого ни разу, – сказал Толстяк.

– Они же должны!

– Зачем? Они так и живут. Молодые, вроде нас с тобой, – вот эти умирают. Но только не гомеры. Никогда такого не видел. Ни разу[15].

– Почему?

– Я не знаю. И никто не знает. Это необъяснимо. Может быть, они уже пережили свою смерть. И это ужасно. Это самое ужасное.

Вернулся Потс – обеспокоенный и озадаченный. Попросил Толстяка помочь ему с Иной Губер. Они ушли, а я вернулся к Рокитанскому. В полутьме палаты мне показалось, что по его морщинистым щекам стекают слезы. Меня захлестнуло волной стыда. Желудок перевернулся. Слышал ли он нас?

– Мистер Рокитанский, вы плачете? – спросил я и с нарастающим чувством вины ждал ответа.

– КХРША.

– Вы слышали, что мы говорили о гомерах?

– КХРША.

Я сдался и пошел слушать, что говорит Толстяк об Ине Губер.

– Но у нее же нет же никаких показаний к обследованию ЖКТ, – настаивал Потс.

– Медицинских показаний, – уточнил Толстяк.

– А какие еще могут быть?