Клиника Сперанского

День сегодня выдался на славу: прохладный, с ветерком, но яркий, солнечный, будто весна пришла. И настроение у всех было под стать. Подаяние давали охотно, с улыбками, пусть в основном мелочь, но от души. Грех было этим брезговать, можно было спугнуть удачу, хотя о какой теперь удаче, зная правду, можно было говорить? Везуха пряталась за чужими спинами, под чужим обличьем, поджидая какого-нибудь толстосума на крутой тачке или группу полупьяных братков, которые заваливались на кладбище почтить память безвременно ушедшего товарища, покоящегося теперь под тоннами отполированного до блеска мрамора. Эти по команде хмырей Жабьевых, отваливали щедро, не скупясь. Потом они шли в храм Воскресения Словущего, так именовалась кладбищенская церковь, жертвовали и здесь энную сумму во славу Спасителя, после чего гуськом направлялись к почившему братану, а кто-то топал по проторенной дорожке к бабке Фросе заказывать горячее. Поминали обильно, до пьяной икоты, устроившись за мраморным столом, а перед уходом, не жалея, поливали надгробие водкой. У них, у братков, всё в этом мире смешалось, и жизнь после смерти была в еще большем почете, чем пребывание в бренном теле. Лишь бы успеть нахапать, войти в авторитет.

Отлучившись с рабочего места, Новиков подошел к Тарасу, спросил, где хмыри?

— Я же объяснял — маскировка на грани фантастики, — ответил Тарас. — Рыбка в сети идет? Идет. Значит, они где-то здесь. И не ломай голову, я их тоже не вижу.

Глава 33. Что тебе, Лукич?

Вечером по настоянию азартного Тараса они вновь закатили в казино и сразу наткнулись на человека без возраста Сеню. Увидев Тараса (Новикова в парике и с бородкой он не узнал), тот покрылся лихорадочными пятнами и жалобно проблеял:

— Ну, Тарасик, ну, миленький, мы же договорились.

— Это выше меня, Сеня, — сказал Тарас. — Кроме того, Сеня, вспомни, сколько бабок я тут оставил? Не счесть. Так что извини подвинься, друг ситный.

И, отодвинув Сеню железной ладонью, направился в кассу за фишками. Новиков последовал за ним, чувствуя всеми фибрами, что охрана напряжена.

Всё, фишки в дипломате, они идут в дальний зал. Сеня куда-то исчез, охрана — трое амбалов, среди которых тот самый лом с бицепсами в три обхвата, смотрит с иронией, но действий не предпринимает.

— Может, ну её? — процедил Новиков, которому не с руки было засвечиваться в новом обличьи.

— Будет кто-то от Жабьева, — ответил Тарас. — Капитал, золотце моё, надобно утраивать, а то и удесятерять.

Знакомых лиц в проходных залах на этот раз не было, да оно и понятно — у музыкантов в субботу самый чёс, а прочие знаменитости украшают теплые гоп-компании, где им, заслуженным, от души рады.

В последнем зале сразу бросилась в глаза пьяная рожа бомжа, натравившего пса на Шмаку. Тот, застыл с поднятой вверх картой, уставился на Новикова, но не узнал и шлепнул-таки картой по столу, сказав: «А дамочку получите, спинокусы». Полно здесь было и прочих четверговых нищих, будто не уходили.

Как и в четверг, игра у Новикова то шла, то не шла, но выигрыш неуклонно рос, и когда он спустя два часа достиг солидной суммы, в зале возникла группа из пяти охранников, возглавляемая толстым шепелявым человеком, который оказался директором заведения. За ним, как за шкафом, стыдливо прятался Сеня.

Подойдя к Новикову, за спиной которого как и в прежний раз стоял Тарас, директор громогласно объявил:

— Господа, немедленно покиньте помещение.

— По какому праву? — флегматично осведомился Тарас, а Новиков встал и повернулся к директору лицом.

— Вы мухлюете, — сказал директор и приказал своей свите: — Вышвырните вон этих шулеров.

— А доказательства? — спросил Тарас, вынимая из кармана дамский пистолетик, по виду игрушечный, но на самом деле способный нанести серьезную рану.

— Вы, — директор показал на Новикова. — Снимите парик.

— Артисты сочинские, оборотни в париках, — ввернул тщедушный Сеня. — Загримируются, а нам страдай.

— Ну, что стоите? — сказал директор дюжей охране. — Чтоб духу их здесь не было.

— Спрячь пушку, — процедил Новиков Тарасу. — Я сам.

Тарас спрятал, ожидая, что вмешается Жабьев или кто-то его замещающий, но из-за кадки с фикусом никто не выглянул, не помахал приветливо ладошкой, не пресек скорую расправу над бедными нищими.

То, что произошло в течение ближайшей минуты, поразило его, стреляного воробья, до глубины души. Одного за другим Новиков положил охранников на пол, причем положил так надежно, что никто из них не шевелился. Тарас подумал даже, что он их поубивал какими-то неведомыми приемами. Покрутился, помахал руками и ногами, нанося незаметные для глаз удары, и остановился прямо напротив директора, уперев руки в боки, как бы вопрошая: ну, милок, что дальше? А из-за кадки всё никто не появлялся, и Тарас пошел туда и обнаружил, что никого там нету. Вот те, бабушка, и юрьев день, приплыли, это кто же тогда насиловал крупье, заставляя выкидывать нужные номера? Выходит, Андрей выигрывал сам без чужой помощи?