Клиника Сперанского

— А я разве не сказал? — «удивился» Новиков. — Вот память. Конечно, да. По семь тысяч как палкой сшибем, верно, Никита?

— Ну, что Шубенкин? — произнес Родькин удовлетворенно. — До того как залететь в бомжи, был электромонтером, жил в коммуналке, которую недавно приватизировал. Вес стабильный — полста килограммов, мужик хороший, но слабохарактерный, где надо ответить матом, там он помалкивает. Может, потому, что хил? Естественно, нашлись люди, которые его опоили, околпачили. Уговорили подписать документы на получение безвозмездной ссуды для расширение жилплощади. Оказалось, он добровольно отказался от собственной коммуналки. Кто он такой после этого? Бомж.

— А жена что же?

— Да кто ж за такого пойдет?

— Сильно пил?

— Не особо. И что его дёрнуло с незнакомыми жлобами выпивать?

Всё время, пока Родькин говорил, перед глазами Новикова стоял урод в черной мантии, которого он ранил в квартире певца и который исчез, как какой-нибудь ниндзя. А еще в памяти всплывали легкие шаги, раздавшиеся в телефонной трубке, когда Новиков звонил Дудареву. Пятьдесят кило — невелик вес, подростковый. Неужели он?

— Какого цвета у него глаза? — спросил Новиков.

— Желтого, — ответил Родькин. — Как у волка. Только какой он, к свиньям, волк? Суслик, тощенький хомячок.

— Точно, он, — сказал Новиков. — Мир тесен. А ты, Никита, его тоже знаешь?

— А то, — ответил Никита.

Между тем, поспел кипяток, Родькин налил каждому по бокалу, щедро, не скупясь, добавил черной, как деготь, заварки, поставил на стол плошку с карамелью в выцветших фантиках, видать еще советского производства. Новиков решил их не есть, как-никак на дворе давно уже капитализм.

Попив чайку, Новиков сказал Родькину:

— Спасибо тебе, дружище, огромное, но микрочип я заберу. Взамен получишь не семь тысяч, а все двадцать. Никита тоже будет не в накладе. Я, ребятки теперь при деньгах. Служу в спецназе Германа Оскаровича Штольца. Есть возражения?

Родькин хотел что-то сказать, но, посмотрев в глаза Новикову, решил не возникать…

Увидев Новикова в повязке и шапочке, часовой признался, что грешным делом заподозрил того в самоволке и доложил бригадиру, а какое решение принял Белоусов, только ему одному известно. Вообще-то за такое и даже менее, чем такое, Штольц увольняет. Вдруг что? Вдруг ночная операция? Нужно быть на месте, дружок. Да ладно, ответил Новиков, хлопнув его по плечу, как-нибудь отбрешусь.

Белоусов оказался человеком вменяемым, никому ни о чем не доложил, решил всё оставить до утра, а потому махнул на происшедшее рукой и лишь спросил, что с головой? Аппендикс вырезали, ответил Новиков, а если серьезно, то чуть от этой поганой головы не помер, спасибо рядом знакомый доктор живет. Ну и ладненько, сказал Белоусов, после чего пожелал спокойной ночи и заснул.

На следующий день, освободившись со смены, Новиков нашел Никиту, вручил ему пачку сотенных купюр (больше давать не стал, знал, что пропьёт либо вызовет подозрение), Лёву и Славика также одарил, дав каждому по тысяче, отчего те ошизели, вслед за чем направился к Родькину.

Тот открыл еще сонный, появлению Новикова обрадовался, признавшись, что ночью не поверил ему, думал, что денежки тю-тю. Не первый и не последний раз встречаемся, успокоил его Новиков, вытаскивая пачку банкнот и предложив её пересчитать. В пачке оказалось тридцать тысяч.

— За что? — спросил Родькин, но спросил радостно, удовлетворенно.

— Как-нибудь потом объясню, — ответил Новиков. — Пока рано…

Кто-то в его отсутствие уже побывал в снятой им квартире, поменял в коридоре новый телефонный аппарат на старый, довоенный, а вместо стосвечовых лампочек везде ввинтил сорокасвечовые. Жмоты несчастные, подумал Новиков про хозяев, будто им за коммунальные услуги платить. Надо бы, что ли, замок сменить?

Приняв душ и позавтракав, он позвонил Кузнецову на работу и сказал:

— Вам посылка.

— Понял, — узнав голос и оттого разволновавшись, ответил Кузнецов. — Там же, где в первый раз через полчаса. Устроит?

— Вполне, — сказал Новиков и повесил трубку.

Через двадцать минут он уже прогуливался по Красной Площади напротив ГУМа, а спустя десять минут сзади тихой сапой подобрался Юрок Кузнецов и крепко хлопнул его по плечу. Радостно воскликнул:

— Привет, пропащий.

— Ну, ты умеешь подкрадываться, — сказал Новиков и бдительно огляделся. — Хвоста не привёл, легавый?

— Обижаешь, начальник, — ответил Кузнецов. — Пойдем отсюда.

И повлёк его в непривычно пустой ГУМ. Здесь, на одном из лестничных переходов, остановившись, полюбопытствовал:

— Что за посылка?

— Микрочип, — Новиков передал ему спичечный коробок. — Аналогичный, но пожиже, был в черепе у собаки, которая загрызла Шмаку, и такой же вмонтирован Аскольду Шубенкину.

— А этот откуда? — пряча коробок, спросил Кузнецов.

— А этот был в черепе у меня.

— Иди ты, — Кузнецов посмотрел на него с восхищением. — Ну, ты, коллега, даёшь. Ну, ты вживаешься в материал.

— Этот чип особый — врастает в мозг, — сказал Новиков. — Запускает туда щупальца, боль адская.

— Кто такой Аскольд Шубенкин? — деловито спросил Кузнецов.