Клинки и крылья

Сначала Фиенни разлил по чашкам какой-то густой тёмный отвар; от него поднимался непередаваемый запах — медвяный, с оттенком бергамота и кострового дыма. Рот Тааль наполнился слюной, и она внезапно поняла, что очень голодна. В самом деле: сколько уже она ничего не ела, кроме кашицы из коры?… Кашицы, которой делился с ней едва волочивший ноги Турий…

Но Фиенни сказал, что с кентавром и Гаудрун всё хорошо. Кроме Фиенни, здесь ей больше некому верить… Не Хнакке же и грифам, в конце концов.

Тонкие, ненормально бесплотные пальцы хозяина умело управлялись и с чайником, и с другими маленькими, забавными предметами посуды; Тааль не представляла, как ими пользоваться, и глазела на всё, как несмышлёный птенец. Впрочем, Фиенни это явно доставляло удовольствие. Закончив с отваром, он неспешно залил его кипятком, а потом водрузил в центр стола блюдо с золотистыми кружками и сушёными фруктами.

Тааль сложила руки на коленях. Какие же они всё-таки огромные — не поймёшь, куда деть… Новое тело сковывало и смущало её; в близости Фиенни, как и в красивом чае, и в аромате жасмина с улицы, было что-то неправильное. Ей что же, придётся хватать еду прямо пальцами, без клюва? И грызть эти аппетитные на вид кружки зубами, точно хищнице?…

В пещере Эоле рассказал ей о хлебе, о пирогах и другой людской пище, и звучало это крайне заманчиво. Но Тааль не знала тогда, что ей придётся распробовать это чудо с рук умершего… В городе, где умерло всё — и где всё сберегло такие болезненно-яркие следы жизни.

Пока Фиенни колдовал над салфетками и нежно-бежевым кремом, Тааль испытала все муки неловкости в Лэфлиенне и Обетованном, вместе взятых. Вдобавок ко всему обнаружилось, что в полученном от волшебника одеянии у Тааль голые плечи; а увидев в отполированном боку чайника своё искажённое отражение, она и вовсе ужаснулась… Пожалуй, даже загадки Хнакки не привели её в такое замешательство.

Фиенни, будто догадавшись, сел напротив и взял чашку первым.

— Это очень вкусно, попробуй, — сказал он, смакуя мелкий глоток. — Чай — одно из величайших удовольствий, доступных людям, — он взглянул на серьёзное лицо Тааль и по-мальчишески звонко расхохотался. — Наряду с печеньем, конечно… Угощайся, Тааль. Теперь тебе нужно будет больше, чем раньше, чтобы выжить, а игрушки тауриллиан и атури вконец измотали тебя…

Он откусил кусочек, с заразительным хрустом прожевал его и прибавил:

— Жаль, что я не чувствую больше вкуса еды и питья.

Тааль чуть не поперхнулась чаем. Значит, всё это — исключительно для неё?…

— И все… тени… тоже не чувствуют?

— У меня нет тела, Тааль, — с печальной улыбкой, но без показного горя напомнил Фиенни. Его серые глаза изучающе обводили её из-за чашки. — То, что ты видишь — лишь искусный морок… Моя магия, скреплённая чарами тауриллиан.

— Так всё-таки тауриллиан зачем-то нужно, чтобы Вы были здесь?

Он дёрнул плечом и отставил чашку.

— По сути дела, уже нет. Но я остаюсь проводником между ними и остальным Лэфлиенном — и к тому же единственным из бродящих по Городу, кто способен ещё породить пару осмысленных фраз… Хоть и сам не знаю, сколько времени мне осталось, — он кивнул на прикрытые зеркала. — Они утверждают, что немного. А я привык им верить, Тааль.

— Почему? — поинтересовалась она. Ей не давало покоя другое зеркало — с пояса человека из снов.

— Мои предки — спасибо им за это — когда-то выискали чудесный способ творить магию: с помощью зеркал. Чары давались им не так просто, как тауриллиан, духам, боуги или морскому народу — магия не рождалась и не умирала вместе с ними, и Дар становился тяжким трудом. Зеркала значительно облегчали жизнь, и в Обетованном я, по сути, только им и посвящал себя… Но здесь… — новая улыбка Фиенни была похожа на судорогу. — Здесь они стали моей тюрьмой. Я смотрю на них каждый день, и стекло твердит мне, как близок конец. Я истончаюсь и исчезаю, ухожу в вечность. Я всё хуже помню и всё меньше говорю… Скоро я буду таким же бессознательным сгустком тумана, как те русалки со спящим детёнышем дракона. Тенью в полном смысле.

Сердце Тааль сжалось. Она уставилась в чашку, на тёмном донышке которой колыхались кусочки трав. Что она, живая и жалкая, может на это сказать?…

Она решила перевести тему.

— Тауриллиан хотели, чтобы мы с Вами встретились?

— Вряд ли. Думаю, они хотят лишь поскорее заполучить тебя сами… Просто таков порядок: все, кто попадает к тауриллиан, должны либо пройти через Молчаливый Город, либо быть в сопровождении их слуг… Как твои друзья и как те, кого они пригоняют сюда в качестве союзников. Южнее Пустыни — их земля, защищённая древним колдовством, сокровенная. Там нет ни песка, ни иссушающей жары, ни холода по ночам. Думаю, тебе там понравится…

— Да, если не учитывать их самих, — мрачно призналась Тааль, позабыв об осторожности. Слегка пряные крошки печенья оцарапали ей нёбо. — Я иду туда, чтобы добыть целебную воду для своей матери и выручить брата Гаудрун. А Вы говорите так, будто…

— Будто ты должна там остаться? — подсказал Фиенни. — А разве ты сама ещё не поняла, что так и есть?