Клинки и крылья

Сейчас Нитлоту казалось — хотя в нынешнем состоянии это, вполне возможно, было самоубеждением, — что именно Индрис подарила ему прозвище Зануды, которое так прочно успело прирасти. Вероятно, в её расцвеченную магией голову оно пришло раньше, чем под строгий пробор Ниамор…

Индрис была подругой Ниамор, но никак не её обделённого судьбой, рано полысевшего, ворчливого брата. Индрис и в Дорелию поехала, чтобы помочь Альену. Альену, а не ему. Надо не просто понимать это, но и ежечасно помнить — а то он вконец распустил себя, заигрался в детство. Пора прекращать.

Ну и что, если под тенью призрачного дракона, чьи когти опускались всё ниже, Нитлот только и думал, что об Индрис? Никого это не интересует и никогда не будет интересовать. Он обязан выходить её, как выхаживают боевого товарища. В качестве которого она, кстати, отлично себя проявила.

Ложка снова погрузилась в зелье, но продвигалась всё труднее, как в жидком тесте. Нитлот смотрел в хвойную чащу, тщетно пытаясь уловить хоть какие-то звуки их крошечного, потрёпанного лагеря. Он ушёл довольно далеко за деревья, чтобы никому не мешать (а если начистоту — чтобы ему не мешали), но чуткий ветер иногда доносил запах лекарств и кислого пота. Запах усталости, голода, дюжины лежачих больных… Нитлот поморщился; взял ложку в зубы и, покряхтывая, снял котелок с огня. Их стоянка тревожила весеннюю свежесть леса, рушила его хрупкую красоту, а взамен обдавала вонью неустроенной, уродливой жизни. Кажется, он скоро совсем поймёт Альена и его выбор убежища: вряд ли что-то могло превзойти Домик-на-Дубе…

Что ж, пора отнести Индрис новую порцию зелья. А заодно — поговорить с лордом Толмэ, чтобы предложить ему наконец-то свой сумасшедший план… В его сумасшествии Нитлот не сомневался, но не видел иных путей. Какие времена, такие и планы.

К тому же Индрис время от времени уже приходит в себя — а в его идее ровно столько безумного, чтобы ей понравилось.

* * *

Отогнув засаленный полог палатки, Нитлот чуть не опрокинул котёл; весело было бы вдобавок к лицу ошпарить колени… Целительство требует жертв.

Рядом с лежанкой Индрис — они с Тейором набили её тюфяк свежим сеном, которое осталось в запасах для не переживших битву лошадей, — рядом с этой лежанкой, стоившей ему стольких хлопот, стоял посторонний. Толстый парень-мечник из десятка рыцаря по имени Гоннат; Нитлот забыл, как его зовут. Квадратная челюсть, маленькие голубые глазки и пальцы толщиной с сосиски — такого хоть сейчас разведчиком в армию Альсунга: примут за своего. Грязные светлые пряди торчали из-под повязки у парня на голове; Нитлот вспомнил, что он ещё не оправился от серьёзной раны. Рана, тем не менее, его совершенно не оправдывает.

Индрис нужен абсолютный покой — никаких мыслей, кроме этой, у Нитлота не осталось. К Индрис сейчас нельзя — никому нельзя к ней, за исключением его, ну и (так уж и быть) Тейора. А этот увалень стоит тут, как у себя дома или в трактире. Нитлот задохнулся от возмущения.

— Ты что здесь делаешь? — сердито-громким шёпотом спросил он, поставив котелок на середину палатки. Парень испуганно таращился на него, по-рыбьи приоткрыв рот. — Не знаешь, что госпожа волшебница больна? А ну-ка проваливай!

— Меня зовут Вилтор, господин волшебник, — проблеял парень, безуспешно стараясь говорить тихо. — Вилтор аи Мейго. Я сын пекаря, лучшего пекаря в Энторе.

Может, рана на голове была опаснее, чем ему показалось?…

— Я не просил тебя представиться, Вилтор аи Мейго, — медленно, с большими паузами, уточнил Нитлот. — Я просил тебя убраться, причём сейчас. Выход вон там.

— Не прогоняйте меня, господин волшебник, — парень подпустил в голос жалкой мольбы, чем только сильнее разозлил Нитлота. — Госпожа Индрис была рада, что я пришёл. Ей так скучно одной…

— Что ты несёшь? — прошипел Нитлот, практически уверившись, что толстяк тронулся умом. Только ненормальных им здесь не хватало — посреди леса, в окружении, почти без еды…

Но тут случилось невероятное: Индрис слабо пошевелилась. Позабыв о сыне пекаря, Нитлот бросился к ней, осторожно убрал со впалой щеки густую волнистую прядь — после заклятия «огненного колеса» волосы Индрис невесть почему стали просто тёмно-каштановыми. Её зеркало треснуло, Дар истощился: нащупывая сознание Индрис на изнанке реальности, пытаясь вернуть её из Мира-за-стеклом, Нитлот видел нечто тусклое и растерянное на месте разноцветного, полного юной свежести — того, что помнилось раньше. Он знал, что восстановиться полностью Индрис сможет только в Долине. И неизвестно, когда она теперь там окажется…

Утренний жар спал; кожа Индрис была холодной и чуть-чуть влажноватой от пота. Вчера она дважды очнулась, но лишь на несколько мгновений, и сил на связные разговоры у неё не хватало. С чего же этот белобрысый мечник взял, что Индрис рада подобным гостям?… Нитлот ощутил покусывания ревности — злорадные, как у чёрных одноглазых крыс на равнине Ра'илг.