Клинки и крылья

Турий говорил тихо и медленно, как всегда; но в то же время казалось, что он захлёбывается словами, не зная, что спросить или, наоборот, объяснить в первую очередь. Тааль никогда не видела у него такого счастливого лица — и, возможно, поэтому её собственное счастье померкло.

Разве сможет она рассказать ему всю правду? Рассказать о пещере Эоле, о бдении, о тёмных загадках Хнакки? О Фиенни и Молчаливом Городе; об Альене, в конце концов?… Никогда. Турий нерешительно шагнул к ней, чтобы обнять снова, но на этот раз Тааль попятилась.

— Это магия, Турий. Магия подарила мне новое тело… Атури и тауриллиан, — понизив голос, прибавила она. — И те и другие хотят использовать меня в своей битве… Они выбрали меня, и кто-то из них — я до сих пор не знаю, кто именно — пожелал, чтобы я переродилась в бескрылую… в человека. Ох, я так боялась за вас, Турий!.. Скажи, Гаудрун жива?

— Да, с ней всё хорошо. Она нашла своего крошку Биира и теперь почти с ним не расстаётся. Они живут на верхнем ярусе Золотого Храма — там, в садах, здешние майтэ сложили своё гнездовье… — кентавр разглядывал её с неослабной жадностью, так что Тааль уже стало неловко. Что такого уж особенного в её огромном, костистом теле, в этих патлах, что без конца падают на лоб (право, перья куда удобнее)?… Разве что к отсутствию крыльев трудно привыкнуть — оттого, наверное, Турий и поразился так сильно. — А как мы за тебя боялись!.. Если сможешь, прости меня, Тааль. Я никогда не бросил бы вас там, в Пустыне, если бы… — щёки Турия порозовели; он скорбно закрыл руками лицо и долго молчал.

Тааль утешительно погладила его по плечу. Странное чувство — ведь на этом плече она когда-то умещалась полностью… Вороной кентавр продолжал с недоумением переводить взгляд с неё на Турия и обратно. Ящерка-Двуликая, превратившись в тощую зеленоглазую девочку, с любопытством крутилась рядом — тоже пыталась разобраться, что происходит. Тааль в задумчивости покусала губу; интересно, Турий сам догадается, что это не самое подходящее место для разговора, или лучше ему намекнуть?…

— Если бы грифы не сказали тебе, что иначе я умру. Я знаю, Турий. Не вини себя.

— Нет… — кентавр отнял руки от лица; краски снова схлынули с него, а в глаза вернулось отчаяние. Он что же, всё это время корил себя, считая её сгинувшей в Пустыне?… Тааль догадывалась, конечно, что это расстроит его, но не думала, что её утрата может причинить хоть кому-нибудь такую боль. — Если бы я не был таким трусом. Я должен был остаться и защитить тебя, Тааль. Что они творили с тобой, чтобы оторвать крылья?…

Так значит, вот что вызвал в Турии её новый облик — ужас. Тааль поёжилась, от самой себя пряча разочарование. Ей вспомнились подтрунивания боуги, мурчащий голос Фиенни («Ты стала красивой девушкой»)… Потеря крыльев всерьёз не заботила никого из них, и уж подавно — никого из эгоистичных духов.

— Ничего плохого… То есть ничего, что угрожало бы мне, — сказала Тааль, покосившись на девочку-ящерку, которая скакала с плитки на плитку на одной ноге, притворяясь, что её нисколько не занимает разговор «взрослых». Сейчас определённо не нужно вдаваться в подробности о бдении, снах и превращении… Если она вообще когда-нибудь надумает в них вдаваться.

Вороной кентавр шикнул на девочку; она капризно показала ему язык и, перекувыркнувшись через голову, вернулась в шкуру ящерки. Потом кентавр гулко кашлянул в кулак, напоминая о своём присутствии.

— Ох, прости, Тааль-Шийи, я забыл представить тебе моего друга… Это Мидар-Вер из моего нового садалака. Он давно живёт в этих землях.

— Рад знакомству, — просипел Мидар-Вер, не сводя с неё угрюмого взгляда. Тааль кивнула вежливо, однако слова Турия встревожили её. Новый садалак? Но для кентавров садалак — больше, чем семья, гнездовье для майтэ или племя для Двуликих: это духовное братство. Если Турий нашёл его здесь, означает ли это…

Очень некстати в памяти Тааль вновь зашуршала загадка Хнакки и его предсказание о том, что её предаст кто-то, кому она доверится… Даже не так — кто-то, кого она любит. В Пустыне это напугало её сильнее всех водянистых намёков Эоле, сильнее всех угроз.

А Турия она, безусловно, любит: он ведь её друг.

— Турий, но… — Тааль заглянула кентавру в глаза и осеклась. Безмерная боль смешалась в них с безмерным облегчением, а ещё со свободой — длинных рек и степей, далёких созвездий и мудрых мыслей, поведанных в скачке галопом. Той свободой, что так нужна истинным кентаврам. — Нет, ничего. Я пришла к Золотому Храму, к Эанвалле. Ты не отведёшь меня туда?

Турий радостно кивнул и протянул ей руку, согнутую в локте — так же предупредительно, как раньше подставлял плечо. Нет, у неё всё же нет причин сомневаться в нём — просто не может быть.

— Я оставлю тебя ненадолго, Мидар-Вер, — не извиняясь, сказал он. — Скоро вернусь. Тааль-Шийи — мой старый друг. Без неё тауриллиан не дали бы мне добраться сюда: я ведь их враг… Я должен побыть с ней.

— Разумеется, — важно кивнул вороной. — Жду тебя в садах после полудня. Хочу всё-таки прояснить кое-что в твоей теории познания…