Клинки и крылья

— Сможет, — Дана озабоченно дёрнула плечом. — Но он возвращенник, Тааль-Шийи, не забывай, — (Ришо запыхтел ещё более возмущённо). — Совершенно как его папочка… И не менее одарённый фокусник. Не пускай его к золоту на всякий случай.

— Не буду, — пообещала Тааль. И за какое золото ей бояться в землях тауриллиан?…

В кошачьих глазках Ришо загорелось не по-детски злобное торжество.

* * *

Переход из-под Холма вновь сжал для Тааль время и пространство, разметал и без того растрёпанные мысли и ощущения. Когда она открыла глаза, её пошатывало, а вес громоздкого бескрылого тела опять стал ощутим для ног. Зато Ришо соскочил с плиты-портала так проворно, будто проделывал это уже много раз.

— О, а вон и наши! — радостно сообщил он, тыча куда-то пальцем. Тааль, перед глазами которой всё ещё перемигивались разноцветные пятна, не поняла, о чём он. — Лорри-Язва, видимо, прямо с рассветом сюда уходит… Ладно, странная майтэ, я побегу к ним. Всего тебе хорошего!

Ришо подмигнул и, вытащив из зелёного рукавчика золотую монету, резко швырнул её в Тааль. Она успела поймать её, но ответить уже не успела: боуги зашагал прочь по разноцветным плиткам…

Разноцветным плиткам?… Тааль поняла, что находится на круглой вымощенной площади — среди такой же сверкающей, пёстрой мозаики, которая окружала Колыбель Драконов в Молчаливом Городе. Однако здесь мозаика была живой, горела изнутри от сочных красок — пупрура, зелени, бирюзы. Ни за что нельзя было подумать, что долгие века её никто не подновлял.

Здесь, на поверхности Холма, солнце уже взошло, залив всё вокруг мягким, не палящим светом; это напомнило Тааль родные места и совершенно не походило на Пустыню. Мощёная площадка ничем не была огорожена и находилась, по-видимому, прямо в нечастом лесу — более южном, чем обиталище боуги под Холмом: стройные кипарисы мешались с красноватыми соснами, над цветущими кустами темнели верхушки тополей. Утренний туман разошёлся (а может, здесь его и не было), а по небу вальяжно плыли пуховые облака. Тааль по привычке оценила это место как не самое удобное для полёта — пришлось бы выдерживать немалую высоту, чтобы деревья не мешали и не вторгались в потоки ветра… Лишь после этого она вспомнила, что желательно бы не только таращиться на небо — не для того же её перенесли сюда, в самом деле — и со вздохом попыталась проследить за рыжей макушкой Ришо, мелькнувшей где-то у края площадки.

Он подбежал к кучке боуги, по-домашнему тихо беседовавших под старой сосной. Кое-кого из них — особенно угрюмого, красноволосого Лорри — Тааль узнала сразу; других, кажется, видела впервые. Заметив её, Лорри холодно кивнул и вернулся к обсуждению. Судя по всему, он опять с кем-то спорил: острые уши запальчиво встопорщились.

Боуги-возвращенники определённо не ждут, что она присоединится к ним. Но, сколько Тааль ни озиралась, она не видела никакого Храма и никаких признаков присутствия духов-атури.

Может, нужно позвать их, как учил Эоле?… Чтобы не стоять столбом, Тааль отряхнула складки на одежде, убрала за ухо надоедливую прядь волос. Откуда-то тянуло влажной прохладой — наверное, рядом как раз вода. Но звать Эоле (и вообще видеть его после всего, что случилось) Тааль хотелось ещё меньше, чем спрашивать совета у боуги.

Из-за багровеющих зарослей барбариса донёсся шум веток, ещё два негромких голоса и… стук копыт. Сердце Тааль радостно подпрыгнуло; но нет — нечего праздновать раньше времени, это ведь вполне могут быть кентавры-враги, а вовсе не…

— Турий!..

Тааль не поняла, как оказалась с ним рядом, как с визгом, от которого вздрогнул Лорри-Язва и приняла двуногий облик ящерка из щелей между плитками, повисла у него на шее… Турий ошарашенно застыл, обводя её по-прежнему печальными глазами; в светлой бороде запуталось несколько травинок, и растерянно подрагивал наконец-то расчёсанный серебристый хвост. Наверняка Турия кто-то надоумил расчесаться — сам он никогда не придавал значения подобным вещам…

— Подожди… Я…

Кентавр бездумно сжал Тааль в объятиях — таких же крепких, с запахом травы и ветра, — но потом отпустил и отстранился. Его смуглый вороной спутник нахмурился: ему явно было невдомёк, что за сумасшедшая замарашка бесцеремонно тискает Турия, будто товарища по садалаку.

— Это же я, Турий, — пробормотала она. Глаза продирало чем-то солёным, и пришлось бросить на плиты узелок с вещами, чтобы вытереть их. Значит, вот так и плачут бескрылые?… — Я, Тааль-Шийи.

— Тааль?! — грустные глаза обежали её с головы до ног, и лишь теперь в них начало проступать узнавание. Турий протянул руку и дотронулся до её плеча — осторожно, будто не веря, что Тааль не растает от прикосновения. — Но как… Да, — внезапно севшим голосом кентавр ахнул, до боли сжав ей предплечье; Тааль поморщилась, но улыбнулась сквозь слёзы. Пальцы у Турия, как и раньше, были в мозолях — выходит, он не бросил строчить на своих табличках и рисовать звёздные карты… — Да, я вижу, это правда ты. Твои глаза, твой голос… Но кто сделал это с тобой? Как ты смогла…