Клинки императора

– Ну же! Она не поблагодарит Вас, если Вы заставите ее стоять слишком долго, – подстегнул его Адив.

Даже советник, с этой его треклятой повязкой на глазах, чувствовал его неловкость! А уж что думали о нем Тан с Нином, могла знать только Эйе… У Кадена горело лицо; все его навыки успокоения ума и замедления пульса, наработанные за восемь лет тренировок, покинули его. Одно дело боль, но это… это было нечто совершенно другое. Он подумал, что, наверное, никогда больше не сможет посмотреть Тану в глаза.

В конце концов шелковая лента упала на пол. Каден сделал шаг, чтобы отодвинуть для нее кресло, и обнаружил, что один из рабов уже сделал это. Он сделал неловкий жест, предлагая ей сесть. Адив снова хлопнул в ладоши, излучая благожелательность:

– По его молчанию я понимаю, что император не привык к столь… соблазнительным подаркам. Однако вскоре, Ваше Сияние, такие пустяки, подобающие Вашему высокому положению, станут для Вас привычными.

Каден рискнул взглянуть на остальных гостей. Мисийя Ут сидел в своем кресле, прямой как палка, скрестив руки на груди. Двое монахов смотрели на Кадена с бесстрастными лицами. Он отвел взгляд и в отчаянии снова повернулся к Тристе, лихорадочно раздумывая, что ей сказать. Обычные темы для беседы – то, о чем в монастыре говорили день за днем, вечер за вечером, на протяжении многих лет – вдруг показались ему пресными и бессмысленными. Этой женщине не было дела до уровня таяния снегов на леднике Триури или скалистого льва, замеченного на Вороньем Круге. Он попытался представить, как его отец или мать развлекали гостей среди комфортабельной роскоши Жемчужного зала, вспомнить их свободную манеру держаться, в то время как слуги разливали вино и разносили блюда.

– Тристе, откуда ты родом? – в конце концов спросил он.

У него в голове эти слова звучали как надо, но после того как они вылетели у него изо рта, он тут же почувствовал, насколько они нелепы. Вопрос был одновременно прозаическим и неуклюжим; такой вопрос можно задать купцу или матросу, но это была явно не та вещь, о которой следовало спрашивать прекрасную женщину спустя несколько мгновений после того, как она присоединилась к тебе за столом.

Тристе широко раскрыла глаза, потом собралась что-то ответить. Однако прежде чем она успела сказать хоть слово, вмешался Адив:

– Откуда она родом? – Кажется, вопрос показался советнику забавным. – Возможно, она расскажет Вам об этом сегодня ночью, в постели. Сейчас, однако, время вкушать нашу трапезу!

Тристе вновь сомкнула свои восхитительные уста, и на долю секунды Кадену показалось, что в ее глазах что-то промелькнуло. Сперва он решил, что это ужас – но это был не ужас. Чем бы это ни было, оно ощущалось как нечто более тяжелое, более давнее. Он попытался всмотреться пристальнее, но девушка уже опустила взгляд, в то время как слуги, покинувшие комнату после того, как гости расселись, по команде Адива вновь проскользнули в боковую дверь, внося изящные тарелки с искусно разложенной на них пищей.

Накрыв на стол в трапезной, люди мизрана завладели кухней, где принялись за работу над запасом продуктов, который всю дорогу везли с собой с аннурских рынков. Каден не мог даже отдаленно распознать все эти вкусы и запахи. Здесь было пюре из саранчи и утка под сливовым соусом, какой-то нежнейший сливочный суп, напомнивший ему о южном лете, и лапша с сосисками, настолько горячая, что его бросило в пот. К каждому новому блюду подавали особый вид хлеба или гренок, а между блюдами слуги разносили крошечные серебряные чаши с мятным или лимонным шербетом, или же с горсточкой риса, сбрызнутого сосновой эссенцией, для очистки рта.

С каждым блюдом появлялся новый сорт вина – тонкие белые из прибрежных виноградников Фрипорта и густые, тяжелые красные с равнин, лежащих к северу от Перешейка. Каден старался делать из каждого бокала лишь пару небольших глотков, но поскольку он годами пил только чай и воду из горных ручьев, то быстро ощутил, как хмель ударил ему в голову. А вот Тристе осушала до дна все, что ставили перед ней слуги, так что Каден начал беспокоиться, не станет ли ей плохо. Спустя некоторое время Адив коротким жестом ладони подал служителю знак, чтобы ей больше не наливали.

Когда с круговоротом первых нескольких блюд было покончено, над столом воцарилась тишина, и Каден сделал глубокий вдох, готовясь задать вопрос, не дававший ему покоя еще с тех пор, как эти люди впервые упали перед ним на колени и произнесли древнее приветствие – вопрос, который тогда каким-то образом выскользнул из его памяти.

– Советник, – медленно начал он и затем бросился вперед очертя голову: – Как умер мой отец?