Клинки императора

– Но как получилось, что ты выпустила стандартную боевую вместо своей глушилки и не заметила разницы? – спросил Валин, одновременно озадаченный и недоверчивый. – Как она вообще оказалась у тебя в колчане?

– Я не знаю, – ответила Анник.

Ее тон был невыразительным, деловым, непроницаемым. Все ее тело, Кент его забери, было непроницаемым! Кеттрал с молодых лет тренировали видеть намерения врага по тому, как он стоит, как держит оружие, куда направлен его взгляд. Можно было обнаружить сотню мелочей – побелевшие костяшки на рукоятке меча, приподнятые плечи, промелькнувший кончик языка на пересохших губах. Едва заметное движение глаз могло сигнализировать о неминуемой атаке или возможности блефа. Анник, однако, могла бы точно так же стоять в очереди в мясную лавку или рассматривать статую на Дороге Богов в Аннуре. Если ее и заботило то, что она едва не убила брата императора, она ничем этого не показывала. Она так и не двинулась от двери, где стояла, держа возле себя лук – расслабленно, но наготове; тонкое детское личико невыразительно, как эти пустые белые стены.

Валин обессиленно повернулся на бок. Его голова гудела от попыток найти во всем этом хоть какой-то смысл. Тело тоже болело: в ходе его жалких усилий рана вновь открылась, и теперь кровь сочилась ему на грудь, а плечо с каждым вдохом пронзала боль. Зато больше не казалось вероятным, что Анник собирается его убить – по крайней мере, не прямо сейчас.

– А что там было с узлом? – устало спросил он. – Тем, который ты завязала, когда мы играли в утопленников?

– Двойной булинь. В таких обстоятельствах его развязать трудно, но ничего невозможного.

Валин внимательно наблюдал за ее лицом. По-прежнему никаких знаков.

– Ты действительно в это веришь, правда? – спросил он после долгой паузы.

– Это правда.

– Правда, – повторил Валин. – И как ты думаешь, что я обнаружил там, внизу, когда едва не утонул?

– Ты обнаружил двойной булинь, – ответила Анник. – Тебе не удалось его развязать, и ты попытался придумать какое-то оправдание для Фейна. Поэтому ты солгал насчет дополнительных петель.

Она сказала это абсолютно без эмоций, как если бы ложь вышестоящему офицеру и обвинение своего товарища-кадета были всего лишь тактическим ходом, не хуже любого другого, о котором можно судить лишь исходя из того, насколько он удался. Ничто здесь не вызывало у нее раздражения; ничто не удивляло.

– А Эми? Что насчет нее? – спросил Валин наобум, повинуясь внезапному импульсу. – Это ты ее убила?

Наконец-то он добился хоть какой-то реакции. Что-то темное и страшное промелькнуло в глазах Анник – тень гнева и разрушения.

– Как ты знаешь, мы ее нашли, – продолжал Валин, развивая атаку. – Симпатичная была девушка… до того, как с ней позабавился ее убийца.

– Она… – у Анник в кои-то веки не было слов, тонкие черты ее лица исказились. – Она…

– Что – она? Она умоляла тебя перестать? Она не должна была умереть? Может быть, она сама напросилась?

Каждое слово давалось ему с усилием, каждый звук терзал рану в его груди, но он продолжал метать слова в снайпершу, словно ножи, пытаясь задержать ее в оборонительной позиции, заставить отступить, после чего – неминуемо – споткнуться.

– Я знаю, что вы встречались тем утром, – продолжал он. – Неужели ты потратила весь день на то, чтобы ее убить?

Анник подняла лук, и на мгновение Валин решил, что она все же собирается его пристрелить. Ее дыхание вдруг стало тяжелым, пальцы только что не дрожали. Позабыв о страхе, он зачарованно смотрел, как она содрогается, заставляя себя успокоиться. Затем, не произнеся ни слова в оправдание, она повернулась на каблуках и исчезла за дверью. Долгое время он лежал, просто глядя в темный дверной проем и тщетно пытаясь воссоздать в памяти выражение, которое увидел на ее лице.

Когда несколько часов спустя в палате наконец появилась Ха Лин, она застала его в том же самом положении.

Валин не побеспокоился зажечь маленький светильник возле кровати, и поначалу в сгущающихся сумерках он разглядел только ее силуэт – крутой изгиб бедра, контур высокой груди на фоне беленой стены. Он чувствовал ее запах: легкий аромат соли и пота, который он научился различать за сотни учебных заданий.

– Лин, – начал он, встряхивая головой, чтобы выбросить оттуда воспоминания об Анник, – ты не поверишь, что…

Но слова замерли у него в гортани, когда Ха Лин шагнула к кровати и на нее упал угасающий свет от окна. Ее губа была разбита, поперек лба шла глубокая рана. Повреждения были не сегодняшними, но несомненно жестокими.

– Во имя Шаэля, что… – начал он, протягивая к ней руку.

Она отдернулась, словно от удара.

– Не прикасайся ко мне.

Ее голос прозвучал жестко, но отдаленно, словно она говорила из глубины сна. Валин снова откинулся на подушку. Его глаза пылали, сердце грохотало в груди.

– Я спрашивал Рена! – проговорил он. – Он сказал, что с тобой все в порядке.

– В порядке? – переспросила она, взглянув вниз на свои руки, словно видела их впервые. – Да, наверное, со мной все в порядке.

– Да что с тобой приключилось?