Клинки Юга

Все что можно было сделать, будучи заваленным двумя телами и не имея возможности двинуться, это - запрокинуть голову, чтоб хоть немного ослабить давление на горло. Молодой человек сделал так и увидел ноги. Женские. Полуголые. Точнее: снизу до колен - в кожаных башмаках и черных стальных поножах, повыше - стройные бедра, темно-бронзовые, блестящие. Они были чуть прикрыты вверху короткой кожаной юбчонкой. А еще положение Фредерика позволило ему увидеть черные трусики под этой самой юбкой. "Вот уж вовремя", - несмотря на сдавленное горло, подумал он.

- Привет, - выдавил из себя и ногам, и трусикам, не найдя ничего лучше в словарном запасе.

За это получил мощный удар носком башмака в висок и провалился в бессознание…

13.

Климент ехал настолько быстро, насколько позволяла ночная темнота. То есть - почти шагом. Его конь то и дело останавливался, чтоб принюхаться, прислушаться, убедиться, что опасности нет, и затем двигался дальше. Юноша был доволен, что ему попалась такая толковая лошадь. Сам он, из-за болящей головы, слабо ориентировался и соображал.

Погони за ним не снарядили. И тут "спасибо" надо было говорить Фредерику. За то, что он отвязал и разогнал остальных лошадей, чтоб прикрыть бегство кузена.

Азарцы, проще говоря, в потемках приняли Климента за своего - за воина, который попытался обуздать одного из взбесившихся жеребцов, только не совсем удачно. Да и представить, что кто-то может сбежать из их огромного охраняемого лагеря, было сложно.

Главным ориентиром, которого держался Климент, являлись черные силуэты горного хребта на фоне чуть более светлого, благодаря звездам и полной луне, неба.

Ночью опять было намного холоднее, чем днем. Но Климента это уже не раздражало, хотя ранее он высказывался так: "Это просто свинство: днем - жара, ночью - почти мороз".

Теперь наоборот - прохлада бодрила его, не давала размякнуть, хотя голова настойчиво требовала закрытия глаз и погружения в царство снов.

Еще - очень хотелось пить. Да и поесть Климент бы не отказался. Однако и об этом, как и об отдыхе, он старался даже не думать, чтобы не делать дорогу еще тяжелее.

Так - цепляясь за гриву лошади и жмурясь, чтобы хоть что-то увидать в ночи, он и продвигался куда-то вверх.

Один раз, услыхав сильный шум со стороны лагеря азарцев, Климент чуть было не повернул обратно. Но, памятуя о приказе Фредерика слушаться беспрекословно, тронулся дальше, бесконечно укоряя себя за то, что произошло в последний день.

Во-первых, за горячность, проявленную в бою. Как Судья, он не смел так распускаться.

Во-вторых, за неподчинение приказам старшего в их маленьком отряде. Это вообще тянуло на преступление. И при одной такой мысли Климент обозвал себя несколько раз скотиной.

В-третьих, за то, что Фредерик остался во вражьем стане, разгребать заваренную с его, Климента, "легкой" руки кашу. Он же, цельный Судья, был отослан, как недавно - юнцы из Ветряного.

В недавнем прошлом, года три назад, случилось нечто похожее. И те неприятные события часто всплывали в памяти Климента, как упрек его привычке торопиться в делах и словах…

* * *

Тогда он только вступил в должность Судьи Северного округа, заменив лорда Конрада, предавшего Королевский Дом. Клименту едва исполнилось семнадцать лет.

Нельзя сказать, что ему в новинку было вести расследования, наказывать преступников и рисковать при всем при этом жизнью. Отец, Восточный Судья Освальд, часто брал его и старшего Бертрама с собой в разъезды по округу, обучал тонкостям судейского дела, "натаскивал" сыновей, как опытный волк молодых волчат. Но даже лорд Освальд больше надежд возлагал на рассудительного и хладнокровного старшего сына, а о резвом и чересчур быстром в суждениях и действиях младшем говорил только "надо ему перебесится".

Именно из-за торопливости и "проиграл" Климент свое первое дело Судьи.

Это случилось зимой, в поселке Белокамь в северных скалах, куда он поехал для разбирательств по просьбе местных жителей. Они прислали новому Судье Северного округа письмо, в котором кратко изложили суть своего дела.

В Белоками перед зимними праздниками пропала девочка одиннадцати лет. Поиски селяне организовали сами, и через пару дней усилия дали результат - ее нашли, но изнасилованной и задушенной, в сугробах у реки.

Тот, на кого пали подозрения, был определен сразу.

В поселке за неделю до ужасных событий появились два сапожника - отец и сын. Они колесили по стране на своей маленькой повозке, которую тащила приземистая пегая лошадка, в поисках работы. Всяк ведь по-своему зарабатывает на кусок хлеба. И так получилось, что зимние праздники они приехали встречать в это горное село, мастеря башмаки и сапоги местным крестьянам.

На старого сапожника никто плохого не подумал - тот был слишком дряхлым - ему уже за семьдесят перевалило. А вот на его сына - мужчину лет пятидесяти - все сразу указали пальцем. Он-де, злодей, над девочкой надругался и убил ее, чтоб его не выдала. То, что это мог сделать кто-то из своих, крестьяне и думать не могли - все хорошо знали друг друга, а убитая считалась красавицей и всеобщей любимицей.