Тут мысли его понеслись едва ли не быстрее действий. Он припомнил, что противник его, не пропустивший ни одного удара спереди, спиной натыкался на стол и на гроб. Он заметил уже, что смеха Мышелова не слышно с дюжину ударов меча, и поглядел на него: еще не до конца стряхнув с себя оцепенение, побледнев, с протрезвевшим лицом, Мышелов в ужасе глядел на кровь, стекающую по руке Фафхрда.
Поэтому беспечно и весело, в той мере, насколько это ему удалось, Фафхрд крикнул:
- Эй, клоун! Развлекись-ка, присоединяйся к нам! Вот тебе мухобойка. - И Фафхрд перебросил топорик Мышелову.
Даже не поглядев, удачным ли оказался его бросок, - а быть может, просто не осмелясь на это - северянин собрал последние силы и обрушился на статую, по дуге погнав ее спиной к гробу.
Не изменив дурацкой оцепенелой гримасы, Мышелов вытянул руку и в самый последний момент ухватил за рукоять топорик.
Едва черная статуя отступила к гробу и приготовилась к сокрушительной контратаке, Мышелов склонился вперед и с дурацкой ухмылкой резко рубанул топориком по черной макушке.
Железная голова лопнула, будто кокосовый орех, но не развалилась. Глубоко увязший в ней топорик Фафхрда словно в миг превратился в железо, почерневшая рукоять его вырвалась из руки Мышелова - статуя выпрямилась и застыла.
Мышелов горестно смотрел на раскроенную голову, словно ребенок, не знающий, что ножи режут.
Потом статуя свела руки на груди, положив их на рукоять меча, уперев острие его в землю как посох, и словно бы собиралась опереться на него, но не смогла и, не сгибаясь, с грохотом рухнула на пол.
Едва металл зазвенел о камень, белые вспышки озарили Черную Стену, осветив лавку словно дальняя молния, - в глубине ее железо громыхнуло по базальту.
Уложив в ножны Серый Жезл, Фафхрд выволок Мышелова из черного гроба, битва отняла у него все силы, - даже приподнять своего невысокого друга он был не в состоянии, - и крикнул прямо на ухо:
- Вперед! Беги!
И Мышелов помчался к Черной Стене. Фафхрд перехватил его за кисть и, волоча за собою, направился к двери.
Гром стихал, позади слышался нежный и ласковый посвист.
Белые огни полыхали по Черной Стене за ними - теперь они стали ярче, словно к ним приближалась гроза.
Ослепительная вспышка впереди неизгладимо впечатала в память Фафхрда милое зрелище: гигантский паук в самой дальней клетке, прижавшись к кроваво-красным прутьям решетки, не отводил от них глаз. У него были бледные ноги, бархатистое красное тело и маска с восемью угольно-черными глазами, обрамленная густыми золотистыми волосами, пара зубчатых жвал золочеными ножницами выстукивала ритм словно кастаньетами.
Вновь прозвучал зазывный посвист. И его тоже как будто бы издавал золотисто-алый паук.
Но еще более странным для Фафхрда было слышать ответ на него Мышелова, которого он волок за собой за руку:
- Да, дорогая, иду! Пусти меня, Фафхрд! Пусти к ней! Один лишь поцелуй! Ах, какая милашка!
- Прекрати, Мышелов, - с натугой рявкнул Фафхрд, не останавливаясь. - Это же гигантский паук!
- Смахни паутину с собственных глаз, Фафхрд, - с мольбой и невпопад отвечал Мышелов. - Какая женщина, - простонал он. - Такой мне более и не увидеть… к тому же я заплатил за нее. Ми-и-лая!
Тут рокот грома поглотил и его слова, и свист, если он только раздавался. Вокруг заполыхали зарницы, стало светлее, чем днем, новый удар грома сотряс и пол и лавку, Фафхрд вытащил Мышелова из двери под тройной аркой, опять заполыхало, загремел гром.
Яркая вспышка выхватила из темноты полуобернутые пепельно-бледные лица ланхмарцев, удиравших от непонятной грозы, разразившейся прямо под крышей и угрожавшей вырваться наружу.
Фафхрд обернулся. На месте арки оказалась ровная стена.
Лавка редкостей исчезла из мира Нихвона.
Усевшись на влажную брусчатку, оставленный Фафхрдом Мышелов горестно бубнил:
- Секреты времени и пространства! Знания богов! Тайны Ада! Мистерии Черной Нирваны! Золотисто-красное небо! Пять монет канули ни за что!
Фафхрд стиснул зубы. Недавний гнев и возбуждение слились в нем в могучую уверенность.
Он воспользовался паутинкой Шилбы и лохмотьями Нингобля лишь в чужих интересах. А теперь он употребит их для себя. Уж теперь он внимательно разглядит своего Мышелова и всех остальных. И свое собственное отражение тоже. Но прежде всего он до самой сердцевины рассмотрит чародейские душонки Шилбы и Нингобля!
Тут над головой его послышалось тихое “Ш-ш-ш-г!”
Обернувшись, он ощутил, как что-то исчезло с его шеи, как слегка закололо глаза.
На миг в них зарябило, и нечетко, словно через толстые стекла, он увидел черную физиономию, подернутую паутиной, которая полностью закрывала рот, ноздри и глаза.
Но вспышка угасла, и лишь две склоненные головы в капюшонах взирали на него со стены сверху. Кто-то хихикнул.
А потом обе головы в капюшонах исчезли, и остались только край крыши, небо да звезды и пустая стена.
[1] Партия солирующего инструмента, сопровождающего в ансамблевом музыкальном произведении.