Клинки Церкви (СИ)

Кинжал вращался в тонких белых пальцах. Всё быстрее и быстрее — так, что мелькание длинного лезвия уже слилось в единый сверкающий круг. В ярко-голубых глазах Лавинии, которая, сидя на смятых шёлковых простынях, забавлялась с оружием, горели азартные огоньки, а её обнажённая грудь часто вздымалась.

Рихо, лежавший чуть поодаль на постели, ширина которой позволила бы, пожалуй, устроить на ней с комфортом человек шесть, не мог не признать, что открывавшееся ему зрелище кажется весьма привлекательным. Он любил и оружие, и красивых женщин… Хотя, честнее было бы сказать, что он любил Лавинию — со всеми её милыми или опасными и невыносимыми привычками.

— Осторожнее, — буркнул Рихо, приподнимаясь на локте. — Он острый, пальцы можно откромсать на раз-два.

— Ты пробовал? — поинтересовалась Лавиния, всё-таки перестав играться с оружием и тут же ловко перебросив его уже в левую руку.

— Пробовал. Не на себе, конечно, — чёрные глаза Рихо не выражали ровно ничего. Но на его смуглом лице с резкими чертами бахмийского полукровки появилась мерзкая ухмылка.

Лавиния подумала, что подобные слова из уст офицера Чёрных Гончих прозвучали довольно ожидаемо. Хотя от этого — не менее пугающе. Вот только вместо страха она чувствовала медленно охватывавший тело жар, заставлявший твердеть розовые соски на её маленьких грудях, а язык — начинать неторопливо облизывать пылающие губы.

— Поверю твоему опыту, — хрипловато откликнулась Лавиния на реплику Рихо. И резко выбросила левую руку назад, отправляя клинок из саффенской стали в недолгий полёт. Обернувшись, с удовлетворением заметила, что кинжал крепко засел в обитой золотистым атласом спинке дивана, куда она, собственно, и метила.

— Напомни мне, чтобы я всегда стучался, заходя в твои комнаты, — протянул Рихо. Лавиния так и не поняла, было в его словах больше насмешки или уважения.

Впрочем, сейчас её это не так уж и волновало. Слегка оскальзываясь на шёлковых простынях, Лавиния подползла к своему собеседнику поближе и тут же обвила Рихо руками, прижимаясь грудью к его горячей смуглой коже.

Их губы встретились — привычно жёстко, не примериваясь, торопясь и растягивая удовольствие одновременно. Сладко, словно мёд, поднесённый на лезвие кинжала.

Рихо никогда не был терпелив, но и Лавиния не хотела медлить. Опрокинутая сильными руками поперёк разворошённой постели, она распласталась на спине, послушно разведя бёдра.

Ненадолго зажмурила глаза и коротко, рвано выдохнула, вслепую наткнувшись ладонью на большой рубец от свежей раны на левом боку Рихо, наспех и не до конца залеченной магией. «Подарок» с последнего задания, с которого совсем недавно вернулись Рихо и Габриэль. Напоминание о том, что любая её встреча с Рихо может легко оказаться последней. На землях Эллианы мог сейчас царить мир, но для Чёрных Гончих война никогда не заканчивалась.

И это было лишним поводом для того, чтобы вновь жадно найти обветренные губы Рихо, нежно коснуться пальцами его скулы и зарыться ладонью в жёсткие чёрные пряди волос, которые он всегда отращивал немного длиннее, чем полагалось церковникам.

А потом — удовлетворённо, но ещё не вполне — вздохнуть, ощущая, как Рихо медленно входит в неё. Ни о чём не думая, плавясь, растекаясь и ярко вспыхивая с каждым его новым движением. И, в то же время — понимая, что только в такие моменты она чувствует себя настоящей. Не коварной Белой Львицей Фиеннов, обольщавшей врагов своего отца, усыпляя их бдительность. Не несчастной пешкой в водовороте игр за судьбы континента. Только женщиной, любимой, любящей и безмерно счастливой. Пусть и знающей, что счастье её невыносимо хрупко и недолговечно.

Чувствуя, как разожжённый огонь заполняет её всю, вцепляясь тонкими пальцами в кожу ничуть не возражавшего против этих яростных ласк Рихо, стремясь слиться с ним воедино ещё сильнее и понимая, что это уже вряд ли возможно, она готова была отдать ради этих минут всю Эллиану и все короны континента. Но знала, что никто не предоставил бы ей такого выбора. И поэтому просто кричала — хрипло, счастливо и бесстыдно — деля с Рихо наслаждение так полно, будто бы они сделались единым существом.

***

— Это просто кошмар! Я теперь месяц спать не смогу! Похудею, подурнею и лишусь клиентов! А с церковником теперь и за бочку золота не лягу!..

Девушка, застывшая на фоне освещённого фиорским ярким утренним солнцем большого окна, выглядела настоящим воплощением негодования. Но — торопливо одевавшийся Габриэль не мог этого не признать — довольно миловидным воплощением.

Её слегка вьющиеся тёмно-рыжие волосы в беспорядке рассыпались по плечам, большие широко расставленные карие глаза метали молнии, а на слегка присыпанном веснушками загорелом курносом личике была написана неподдельная ярость. Свою тонкую белую блузку девушка не успела зашнуровать, так что распахнутый ворот открывал правое плечо и существенную часть пышной груди. Больше же из одежды на Эве, фиорской куртизанке и любовнице Габриэля Глациеса, не было ровным счётом ничего.