Но разъярённую Эву это нимало не смущало. А вот успевшему не только натянуть штаны и пристегнуть к поясу ножны с мечом, но и надеть чёрный мундир церковного воинства Габриэлю больше всего сейчас хотелось провалиться сквозь землю.
Не от стеснения, вызванного созерцанием прелестей Эвы, разумеется. В конце концов, зелёным мальчишкой Габриэль давно уже не был, да и эти самые прелести успел изучить в подробностях. Но вот то, что произошло сегодняшним утром, вызывало у него отчаянное желание постучаться собственной дурной башкой об оклеенную шёлковыми обоями в алых розочках стену Эвиной спальни.
— Кто бы мог подумать, что ты захочешь меня прирезать! — продолжала бушевать Эва, словно бы в подтверждение этих слов притрагиваясь пальцами к длинной царапине у себя на шее. — А я-то ещё не верила Камилле, когда она мне говорила, что церковники все двинутые, и я допрыгаюсь! Думала, она мне просто завидует!
— А не надо было пытаться меня во сне душить!.. — бросил в ответ Габриэль. И тут же замолк, понимая, как жалко это прозвучало. Нет, стоило просто признать, что Эва права, во всём права! Ему ещё отчаянно повезло, что он спросонья смог разобраться, кто перед ним, и девушку действительно не прирезал! После такого осталось бы только и себя по горлу тем же кинжалом.
— Я не душить хотела, а поцеловать! — притопнула босой ножкой Эва. — Думала тебе, идиоту, понравится! Кто ж знал, что ты, чудовище церковное, за клинком полезешь! Чтоб на тебя самого теперь все девчонки с ножами прыгали, а не с поцелуями!
Разразившись этой тирадой, Эва вновь упёрла ладони в бока и свирепо уставилась на Габриэля, готовясь и дальше отстаивать своё мнение в жарком споре.
Но тут же поняла — что-то пошло не так. Вместо гневной отповеди ответом ей послужил только грустный и потерянный взгляд светло-голубых глаз.
— Я понимаю, почему ты злишься. Думаю, делаешь ты это совершенно справедливо, — очень спокойно сказал Габриэль. — Похоже, что я и вправду становлюсь опасен. Сейчас я уйду, и больше не причиню тебе неприятностей. И ещё… бочки с золотом у меня, конечно, нет. Но, возможно, это хотя бы чуть-чуть загладит мою вину, — он протянул Эве чёрный бархатный кошель.
Она, как зачарованная, взяла мешочек, содержимое которого весело звякнуло. Вряд ли там была медь или даже серебро. Уж в Фиорре-то все, так или иначе, догадывались, чьим сыном был знаменитый Ледяной Меч Церкви. Отпрыска дома Фиеннов с трудом можно было представить себе в роли скупца.
Взвесив в ладони весьма солидную, судя по всему, прибавку к средствам, которые она скрупулёзно откладывала, мечтая однажды превратиться во владелицу собственной таверны, а то и какого-нибудь более доходного заведения, Эва точным броском отправила кошель прямо в раскрытое окно. А потом, не давая Габриэлю опомниться, со всей силы залепила ему пощечину.
Габриэль от удара не уклонился и руку Эвы перехватывать не стал. Хотя только Трое знали, каких усилий ему подобное стоило. И последовавшую за этим ещё одну пламенную речь Эвы о том, что она спала с ним исключительно из-за его «премиленькой мордашки», а он со своими деньгами плюнул ей в душу, выслушал с невозмутимым видом.
Но вот того, что после всего вышеперечисленного Эва повиснет у него на шее и вопьётся в губы в крепком и очень умелом поцелуе, Габриэль никак не мог ожидать. И выдержки не ответить на эту слишком горячую и слишком желанную ласку у него не осталось.
Так что через пару минут он обнаружил себя притиснувшим любовницу к жалобно скрипевшей створке оконных ставней, которые здесь почему-то открывались внутрь комнаты. И саму Эву, кажется, совершенно довольную этим обстоятельством.
— Ты же злилась на меня, нет? — вкрадчиво спросил Габриэль, слегка склонив голову к плечу. Но руки с талии Эвы при этом не убрал.
— Перестала, — в жадно горящих глазах его собеседницы сейчас читалась точно не злость. А нога Эвы, закинутая Габриэлю на бедро, прижималась всё теснее, так что жар кожи обжигал, словно раскалённое клеймо, даже сквозь плотную ткань. — Может, ты и сумасшедший церковник, но я буду последней дурой, если тебя прогоню!
Губы Эвы, прошептавшие эту фразу, очень скоро принялись доказывать её искренность совсем по-другому. И Габриэль, одной рукой распуская завязки на своих штанах, а другой — подсаживая Эву на широкий подоконник, на мгновение задумался, что иногда отсутствие на девушке юбки — это очень удобное обстоятельство. Не нужно впустую тратить время.
***
— Две недели! Две недели назад, Глациес, вас наградили ониксовой звездой за храбрость и безупречную службу Церкви! И что теперь?!.. Что, я вас спрашиваю, Глациес?!
Оттокар Корблен, старший офицер Гончих, один из лучших дознавателей континента и гроза врагов Церкви всех мастей, в ярости расхаживал по кабинету. Его серые глаза полыхали гневом, и застывшему перед ним навытяжку Габриэлю невольно подумалось — вот у кого Эве стоило бы поучиться принимать грозный вид!.. Впрочем, в таком случае Габриэль не оказался бы уверен в том, что захочет продолжать с ней отношения.