Клинок архангела (ЛП)

— Я надеюсь, что буду сидеть у тебя на коленях, когда стану беззубой каргой, а ты морщинистым стариком».

Поставив бокал с вином, Хонор встала, чтобы скользнуть к нему на колени, и воспоминания и реальность столкнулись в калейдоскопе, от которого у него закружилась голова. Прикосновение её губ к его губам только усилило перелом времени, вкус был горячим, сладким и до боли знакомым, даже если его и не было. Поглаживая рукой шею Хонор сзади, он заставил себя обнимать её с осознанной нежностью, когда она приоткрыла рот и исследовала его медленной, греховной распущенностью.

Нежность момента уничтожила его, воспев ту часть, которую он считал давно умершей. Её запах, цветущие полевые цветы, ощущение тела в руках, то, как она смеялась, всё подходило ему, как ключ к замку.

Ингрид была совсем другой внешне — женщиной, любящей дом и домашний очаг, которая не умела пользоваться клинком, кроме как на кухне, но у неё было львиное сердце. Так же как и у Хонор.

— Да, — сказал он, когда она прервала поцелуй.

Хонор наклонила голову в безмолвном вопросе. Встретившись взглядом с глазами цвета туманных лесов, он очень осторожно провёл рукой вниз, чтобы положить её на грудь.

— Теперь, Хонор. — Её сердцебиение глухо стучало под его рукой, а голос был хриплым из-за только что прошедшей бури… и от страсти, от которой покраснели её полные губы, так что ему захотелось прикусить зубами.

— Окна, — прошептала она. На такой высоте никаких шансов, что их заметят… за исключением, конечно, бессмертных с крыльями.

— Закрой жалюзи. — Прозвучала тихая команда.

Уголки губ Хонор приподнялись.

— Как пожелаешь. — Зная, что его дразнят, и вполне довольный положением дел, он наблюдал, как она встала и подошла, чтобы закрыть жалюзи, окружив их мягкой интимностью, создаваемой тихим шелестом дождя за стеклом.

— Что тебе нужно? — спросил он, когда она повернулась к нему. Впервые за многие столетия он поставил потребности партнёрши выше своих. О, он никогда не оставлял партнёршу неудовлетворённой, даже если удовольствие, которое склонен доставлять, было острым, почти жестоким по своей интенсивности, но забота… нет, он не заботился о любовнице с того дня, как ушёл от жены, пообещав вернуться.

Если бы Хонор попросила его сдерживаться, он бы нашёл способ это сделать. Но она сказала:

— Я не сломаюсь. — И это было торжественное заявление. Он подумал о том, как она сошла с ума в его объятиях, её разум был пойман в ловушку кошмара. Внутри неё были раны, и сегодня вечером, каким бы ублюдком Дмитрий ни был, он сделал их глубже. Но они заживут… потому что Хонор вышла победительницей. Подняв руку к челюсти, он потёр чувствительный синяк. — Ты почти сломал меня. — Улыбка, медленная и душераздирающая в своей красоте. — И заслужил этот синяк.

Он почувствовал, как его губы изогнулись

— Да. — Сканируя глазами её тело, он добавил: — Я всё ещё намерен поступить с тобой по-своему, — намеренно пытаясь оценить, как далеко она позволит ему зайти.

— Никаких извращений не отложим на потом. — Удивлённый, что она вообще допускает такую мысль, Дмитрий поднял на неё взгляд — и увидел понимание, которое ошеломило его. Она знала, что имеет власть над ним, эта смертная, которая намного слабее, поставила его на колени. Хонор не такая, как он, не стала циничной из-за опыта, который у многих вызвал бы только горечь и ненависть, никогда бы не использовала эту силу злонамеренно. Но знание позволило ей играть с ним.

Хорошо. Чуть отодвинув стул, он поманил Хонор пальцем. Она сбросила ботинки, прежде чем пересечь ковёр и сесть на него. Затем потянулась к пуговицам его рубашки.

— Мне нравится цвет твоей кожи, — пробормотала она, наклоняясь вперёд, чтобы запечатлеть поцелуй на обнажённой коже его груди. Это сладчайшая из ласк, и заставила его запустить пальцы в волосы Хонор. Смеясь, она осыпала поцелуями его грудь, рубашка теперь была открыта до талии. — Такая красивая кожа. Где-то есть места светлее? — Он потянул за низ её топа, подождал, пока она поднимет руки, чтобы стянуть его через голову.

— Я же говорил. Тебе придётся, — он напряг пресс от её ласк, — подождать, и всё увидишь. — Настала его очередь наклониться вперёд, прижаться губами к её медовой от загара коже, его руки собственнически лежали на её бёдрах.

— У меня есть шрамы. — Те, кто ответственен за них, будут расплачиваться десятилетиями, потому что в Дмитрии не было ни жалости, ни прощения. Не за это преступление.