Клинок без ржавчины

Конечно, Надибаидзе! Как она сама не догадалась. Стоит только посмотреть на этот нос с горбинкой, на этот каменный подбородок, чтобы сразу узнать мужчину из рода Надибаидзе.

Она хорошо помнила Мгелику Надибаидзе — двоюродного брата Захария.

— Посмотри, — сказал ей однажды заведующий буйволиной фермой. — Вот Аптека ведет свое стадо.

Посреди улицы шел невысокий, грузный человек в островерхой барашковой шапке, в лохматой бурке и в таких легких, изящных каламани и пестрых чулках, какие носят только пастухи-горцы. А за ними, тесно прижавшись боками друг к другу, шли буйволы, такие же черные, грузные, сильные, как и сам Мгелика.

Вскоре Гогола узнала, почему Мгелике дали такое странное прозвище. Как-то она вместе с ним зашла посмотреть только что законченную маслодельню на буйволиной ферме. Маленькое помещение маслодельни сверкало белизной и чистотой. И красивый сепаратор, и посуда для молока и масла, и весы с гирями, отливающие серебром, — все вызвало у пастуха неописуемое восхищение. А когда вошли девушки-доярки в белых халатах и косынках, он одобрительно прищелкнул языком.

— Эх, хорошо! Прямо аптека! — сказал он.

Девушки заулыбались.

Всякое место, где было чисто, светло и опрятно, Мгелика обычно сравнивал с аптекой. Должно быть, это сохранилось еще с того далекого времени, когда во всей Ширакской степи только аптека и могла порадовать глаз своей чистотой.

Год спустя Мгелику Надибаидзе убили бандиты, пытаясь отбить у него лучших буйволов. Раненый Мгелика до последнего дыхания защищал свое стадо и умер на руках подоспевших товарищей…

— А тебя как звать? — спросила Гогола парня.

— Зурико.

— Отец твой был храбрый человек, Зури. А ты… видать, из пугливых.

Даже сквозь его смуглую кожу пробился жаркий румянец.

— Я пугливый?!

Он еще что-то хотел сказать, но, видимо, решил, что тут словами ничего не докажешь.

— Сойдете? — уже спокойно спросил он.

Гогола повернула голову. Слева от дороги лежало небольшое, полувысохшее Соленое озеро.

— Не сердись на меня, парень, — сказала она, прикрывая дверцу кабины. — Я немного знала твоего отца и хочу, чтобы ты был похож на него. До свидания.

По краям загонов стояли золотисто-желтые, еще не потемневшие от дождей скирды соломы. Где-то за озером глухо рокотал трактор.

«А парень, видно, неплохой. Нужно мне самой все рассказать Захарию», — думала она, погружая по щиколотку ноги в пылающий жаром песок.

— Тетя, тетя! — какой-то мальчуган в красной майке бежал ей навстречу, отчаянно размахивая длинным гибким прутом. — Стойте, сюда нельзя!

Гогола не сразу поняла, почему нельзя, но все же остановилась.

И вдруг откуда-то сверху послышалось тихое позвякивание бубенчиков. Она тотчас же догадалась: мальчишки травят ястребом перепела. Вскинув голову, она увидела хищника. В знойном, выгоревшем небе он казался почти черным. Он то парил широкими кругами, то так неподвижно повисал над степью, что даже бубенчики, подвязанные к его ногам, переставали звенеть.

Однажды, когда Гогола была еще маленькой, ее дедушка где-то поймал красного ястреба. Как только стемнело, старик заперся в своей комнатушке и до самого рассвета гукал и кричал в уши хищнику.

Четыре ночи подряд дедушка не спал и не давал спать птице. Не спали и дети. Прильнув к дверным щелям, прислушивались к необычному дедушкиному концерту.

— Когда ты прекратишь свое колдовство, старый крикун? Дай детям спать, — сердилась бабушка, разгоняя детей по постелям.

Но Гогола все же ухитрилась подсмотреть, как дедушка будил задремавшую птицу пронзительным свистом и улюлюканьем, не давая ей заснуть ни на одно мгновение, изнуряя хищника до крайнего предела, чтобы сломить его волю и приучить к человеческому голосу.

А через три недели, когда обучение ястреба было закончено, дед вышел в поле, прихватив с собой Гоголу и старшего внука. Они волокли по траве длинную веревку. И когда вспугнутый перепел подымался на крыло, ястреб срывался с руки деда. Перепел в страхе падал на землю и неподвижно замирал. И тут его накрывали сеткой — хелбаде, а то и просто брали руками.

…Чтобы не мешать мальчикам, Гогола отошла в сторону.

Все произошло в одно мгновение: тяжелый залитый жиром перепел неохотно поднялся в воздух, стремительно налетел ястреб, и не успели мальчишки опомниться, как ни того, ни другого уже не было в небе.

— Унес, разбойник! — сказала Гогола незадачливым охотникам.

— Видно, унес, — огорченно согласился мальчик в красной майке.

— Шапку надо было подбросить, — сказала она. — Испугать разбойника. Вот и успели бы взять перепелку.

Обогнув озеро, Гогола вышла на старую аробную дорогу. Из-под ее ног, словно искры от горящего полена, брызнул целый рой каких-то пестрых жучков и букашек. Вдали показалась силосная башня буйволиной фермы. До нее не больше двух километров. А если пойти напрямик, стерней, — то еще ближе. Но Гогола боялась порвать чулки и некоторое время шла по дороге. Вдруг она присела на траву, оглядевшись по сторонам, бережно сняла чулки, снова надела туфли и быстро зашагала по жнивью.

Жесткие, сухие стебли царапали ей ноги.