Клинок без ржавчины

Гаянэ послушно следовала за ним. Возле узкого моста они сбежали по грязному спуску и спрятались под навес невысокого здания. Надпись на жестяной вывеске гласила. «Электрическая типография «Сорапань». Народу здесь было немало. Застигнутые ливнем пешеходы отряхивали одежду, опускали поднятые воротники. Какой-то старик бранился с мальчишкой — продавцом папирос. Тот будто бы разбил его бутылку с керосином. Гаянэ не могла удержаться от смеха, заметив бутылочное горлышко, болтающееся на бечевке, привязанной к пальцу старика.

Гаянэ любит это место. Утром, возвращаясь с базара, а иногда и вечером, когда Вахо нет дома и ее посылают за горячим лаваши, Гаянэ подолгу стоит у окна и наблюдает за работой печатных станков. Как нравится ей седой, пожилой мужчина, который стоит на ступеньке и заправляет бумагу в машину. Чудо, да и только! Чистый белый лист исчезает в машине, и в одно мгновение на нем появляется что угодно — рассказ Казбеги или портреты солдат, погибших на войне. Счастливчик, кто здесь работает! Небось все книги перечитал. «А у меня минуты свободной нет, чтоб за книгу взяться. Скоро два месяца, как лежит под подушкой «Рассказ нищего»![5] Никак не кончу. Днем некогда, а вечером, как только лягу, мадам Оленька свет гасит — нечего, говорит, электричество зря жечь».

«Можно, я керосиновую лампу зажгу?» — попросила раз Гаянэ и услышала в ответ: «Ты когда выспишься, и то никуда не годишься, а если читать по ночам начнешь, совсем помощи от тебя не будет!»

Три окна типографии выходили на улицу. Гаянэ уже знает, что через два ничего не увидишь: одно пыльное, второе загорожено столбом. Печатную машину лучше всего видно из углового окна… Гаянэ пробралась к нему и услышала знакомый гул. Но теперь на ступеньке стоял не тот седой человек, а… у Гаянэ даже сердце остановилось.

— Господи помилуй! Чудится мне, что ли? — прошептала она, не сводя глаз с печатника.

Сомнений быть не могло — у машины стоял рыжий парень. Тот самый. Ортачальский рыбак.

«Слыханное ли дело, чтобы два человека так были похожи? Рыжие волосы, одна бровь белая… Нет, конечно, это он и есть!» От волнения у Гаянэ раскраснелись щеки, капельки пота покрыли лоб и шею.

«Вот обрадуется хозяин, когда узнает, что пойман его погубитель!»

Гаянэ едва не расплакалась, она с трудом удержала подступившие к горлу слезы. Она всегда считала, что неприятности хозяина никого в доме не волнуют.

Мадам Оленька обычно с утра начинала ворчать на мужа: «Пусть девчонка остается дома, хватит ей по улицам шляться…»

Кетино в последнее время только и знает, что к портнихе бегать. Отец мрачный, ножом зубов не разожмешь, а ей хоть бы что — наряды себе шьет. И Вахо тоже не особенно переживает, слезами не исходит. На днях напился, хлеб принес с опозданием. И Гоча ушел на службу не евши… Во всем доме одна Гаянэ, не жалея себя, поспешила на помощь хозяину, она одна, и только она поможет ему в трудный час. Эта неожиданная мысль безмерно обрадовала девушку. Конечно, она была сейчас неправа, но разве могла Гаянэ признаться себе в этом?! Неприятности Гочи переживала, разумеется, вся семья, переживал каждый по-своему. Но Гаянэ закрыла на это глаза и вынесла несправедливый приговор всей семье. На самом же деле и на службе и дома Гочу окружали вниманием и заботой, но она не хотела этого видеть, не хотела об этом думать, потому что такое заблуждение доставляло ей огромную радость. Оно наполняло ее сердце непонятной нежностью, и Гоча теперь казался ей таким близким, как родной по крови человек.

«Скорей, дядя Васико! Где ты? Вот он, этот негодник!»— беззвучно кричало сердце Гаянэ, но удивительно, — она не двинулась с места, чтобы найти в толпе Начкепия и шепнуть ему долгожданные два слова.

Гаянэ почему-то не спешила. Она как завороженная стояла у окна и смотрела на печатника.

Этот рыжий парень казался ей волшебником из сказочной страны. У всех на виду среди бела дня он совершал чудо. Гаянэ раньше считала этого парня беспутным бродягой, а он, оказывается, книжки печатает!

Однажды в доме Калмахелидзе произошел такой случай. Было уже за полночь. Все давно разошлись по своим комнатам… Только мадам Оленька сидела перед зеркалом и расчесывала волосы. Вдруг из кухни донесся плач.

«Никак Гаянэ? — насторожилась мадам Оленька. — Что это с ней?» Когда звуки рыданий повторились, хозяйка взволновалась. Гаянэ не была плаксой и без причины реветь не станет. «Наверное, эта негодница вазу разбила. Или Вахо к ней полез!»

…Гаянэ сидела у погасшей плиты. В руке она держала книгу в черном переплете и навзрыд плакала.

— Что с тобой?

— Ничего, — всхлипнула Гаянэ.

— Чего ты плачешь?

Гаянэ подняла глаза, полные слез.

— Элгуджу убили![6] — проговорила она и снова зарыдала.

— Кто такой Элгуджа? И почему ты о нем вдруг среди ночи вспомнила? Напугала меня до смерти! — рассердилась мадам Оленька. Пробежав глазами заглавие книги, она еще пуще взбеленилась — Дай сюда! Если не можешь спокойно читать, лучше совсем не читай. Этого только недоставало, чтобы ты на весь дом ревела! Ступай, ложись спать!