Клинок Богини, гость и раб

Идиот! Дурак! Болван! Что бы кто ни говорил, он был ближе к Бану! Он был к ней ближе любого в этом лагере, она сама так сказала! И тану тогда еще его похвалила – дескать, знает, когда можно открывать рот… Недели не прошло, он открыл, когда не положено. И шаткое, зарождавшееся расположение, которого он так отчаянно алкал, подорвано.

А ведь это раньше он был подле нее один такой. А теперь еще этот Раду прилепился, как банный лист… Сам слово сказать боится, а от танши ни ногой. Ну как Бану теперь ему, Юдейру, велит держаться в двадцати шагах? Замена-то ему вон, под боком.

Да, в собственных мыслях он уже давно зовет ее «Бану» – так, как на его памяти позволяли себе только тан Сабир и Русса-Акбе. А ведь если подумать, он, Юдейр, даже не Акбе – не водный сын и не бастард какого-нибудь тана или лавана. Оруженосец, рядовой, безродный.

Юдейр был обязан Сабиру жизнью. Среди подобранных в обучение таном сирот Юдейр был, пожалуй, таким же обыкновенным, как и все. Счастливой случайностью можно объяснить то, что именно его Яввуз Грозный выбрал в оруженосцы дочери. Однако сколь бы ни оставался Юдейр оруженосцем, а, не считая командиров среднего и старшего звена, все войско уже не первый месяц почтительно держало дистанцию. И его возвышение было от и до благоволением госпожи. В любом другом случае подобное осознание с годами прибавило бы ему раздражения, усталости, может, даже ненависти к благодетельнице. Но сердце юноши билось ради Бану, и это меняло все.

Юдейр уперся точкой между бровями в основание кисти, сжав зубы, – он никогда не дотянется до той, которая прогнала его в минувший вечер, будто сказав: «Ты ничего не значишь для меня». Той, для которой он до последнего дня останется самым преданным псом: скажет загрызть врага – загрызет; скажет перчатки принести – подаст.

Пожарище за спинами уходящих дальше на юг пурпурных зияло черной меткой. Высоко поднимался дым пепелищ, далеко разнося плач женщин.

Предвосхищая дальнейшие события, Бансабира велела пятисотенному отряду конников на самых быстроногих скакунах с ревом атаки подходить к стенам очередного осажденного города, бросаясь на ворота, и тут же отступать. А ночами, когда обе стороны засыпали, Бану отправляла к крепости другой отряд, из наиболее неприметных и ловких – собирать рассеянные обороняющимися стрелы. Ох, как дорого они скоро будут стоить.

Глава 11

Вскоре после крестин Роневаля чета Лигар вернулась домой, где их встретил Кэй с вестью о тяжелой болезни старого герцога. Шиада, услышав новость, взглянула на поникшего мужа – время немилостиво к нему, неумолимое, оно не давало Бераду возможности спокойно осознавать перемены. Он привык жить медленней, поняла Шиада. Жрица обхватила изящными пальцами его запястье и прошла подле мужа внутрь дома.

Слова лекарей не утешали: «Мы делаем все возможное, но Господь неумолимо тянет его в Свои чертоги. Молитесь, ваша светлость».

Помучившись и поколебавшись пару дней, Берад одолел собственные сомнения и решился на отчаянный шаг:

– Шиада, я бы хотел просить тебя кое о чем.

– Слушаю.

– Когда сюда прибыл Арден, лекари в один голос призывали меня возносить молитвы Господу за спасение жизни крестника, но паче за упокоение его души. И только ты сказала тогда, что Арден может выжить, и сделала так, чтобы выжил. Потом я вернулся в Кольдерт почти мертвым, и ты вытащила меня с того света. Я прошу тебя, Шиада, – Берад взял женщину за руки, – не как нелюбимый муж жену, не как христианин жрицу – как давний друг и союзник: помоги отцу. Отбрось свою неприязнь к нему, забудь ваши распри и помоги.

Шиада замерла, округлив глаза. Происходящее просто не могло быть правдой – чтобы Берад Лигар попросил ее, ведьминой, помощи для еще более ярого приверженца веры женоненавистников? Однако, как бы ее ни удивляло и сколь бы ни льстило, ответ у жрицы был один.

– Даже если бы я могла приблизиться к Грею так, чтобы он, соскочив с постели, не убил меня в тот же миг, я все равно не знаю лекарства от старости. Но если хочешь, могу облегчить его страдания, сократив период угасания. – Высвободилась и отошла от мужчины.

Берад, сомневаясь, правильно ли понял слова жены, сделал длинную паузу.

– Шиада, ты… сошла с ума? Ты предлагаешь мне услугу убийцы? Предлагаешь убить отца?! Этому учит твоя богиня?!

– Я полагаю, разумнее говорить, что я ее жрица, а не так, как ты сказал. А уж чему Праматерь учит, я так сразу и не объясню.

Она издевается… издевается, мерзавка!!!

«Вроде того», – хмыкнула про себя жрица.

– Дрянь!

– Как угодно, – невозмутимо ответила жрица. – В любом случае я предложила тебе наиболее милосердный вариант.

– Ты просто не можешь переступить через глупые обиды! Как дитя малое!

– Настанет день, и ты согласишься.

– Никогда! – крикнул он вслед супруге, направляющейся во двор.