Клинок Богини, гость и раб

– Почему ты так предан? Я знаю, почему за мной идут Гобрий с Гистаспом и почему за отцом идут Видарна с Отаном и толпа других, – все они, как ни крути, алчут славы и золота для себя лично или для семей. Но почему за мной следуешь ты, Юдейр? – Смотрела строго, даже надменно. Слова хлестали жестче, чем кнут Шавны Трехрукой. – Оруженосец. Рядовой. Безродный.

Пальцы на предплечье юноши сжались сильнее. Он вмиг оробел, голос охрип:

– Вы сами знаете, тану. – Юдейр встал, виновато опустив бирюзовые глаза.

Бансабира, гордая и прямая, отвернулась, опять поднесла к губам бокал с водой.

– Любишь меня? – спросила не глядя и сделала глоток.

– Люблю, – ответил еще глуше.

«Я тоже любила когда-то, – подумала женщина, посмотрев на воду в сосуде. – Лет сто назад».

Глотнула, громыхнула бокалом о столешницу и, поднявшись, вцепилась в оруженосца взглядом:

– Бросай это. Любовь превращает человека в размазню. Да благословит тебя Кровавая Мать, – и ушла.

Ушла, не позволив последовать за ней – Юдейр почувствовал.

«Неправда, – подумал мужчина, уставившись на закрывшуюся дверь. – Неправда! Любовь делает невероятно сильным! Любовь делает сильным!!!»

Крупные кулаки напряглись до белизны суставов. Юдейр качнулся, сотрясаясь всем телом, и почувствовал свинцовый ком в горле. Все бы отдал, чтобы поблизости не было стражников, а за стеной не почивала возлюбленная госпожа, – выл бы, что тот волкодав, которому не давало спать веселье солдат.

Бансабира переступила порог выбранной спальни – через комнату от приемной залы небольшой довольно старой, ветхой цитадели из камня и дерева. В глубине комнаты стоял человек, укутанный в черное, – только полоска для глаз видна. Бансабира закрыла дверь, не оборачиваясь, остановилась и замерла. Незнакомец медленно поднял руку и потянул повязку, скрывающую лицо, вниз до подбородка. Бану прищурилась:

– У тебя есть двадцать секунд, чтобы доказать мне, что ты от Рамира, – спокойно произнесла женщина, твердо положив руку на рукоять меча.

Мужчина скинул капюшон плаща и заправил за ухо волосы, оголяя мочку с серьгой. Видимо, на ней было выгравировано «Рамир», но с такого расстояния и в полумраке Бансабира точно сказать не могла. Танша качнула головой:

– Ничего не доказывает – ты вполне мог добыть серьгу, убив Рамира. – «Прокалывать себе уши, конечно, мерзко, но в жизни приходится делать и куда более решительные вещи».

– Рамир один из лучших воинов…

– Но не лучший. Десять секунд.

– Свой первый шрам, вон тот, над бровью, вы получили до клейма.

– Уже что-то. – Бансабира размеренно и немного величественно прошла в глубь комнаты, не позволяя посланцу расположиться. – Говори.

– «За мной следят днем и ночью после вашего сражения. Чтобы все вышло, как вы хотите, я прошу не меньше восьми недель, – отчеканил странник, вытянувшись по струне. – В благодарность за терпение я вручу вам редкий подарок».

Бансабира кивнула, не задумываясь, что имел в виду шпион в последней фразе сообщения, – когда явится, сам расскажет. Или подарок вручит.

– Надеюсь, не надо напоминать, что в твоих интересах не знать, о чем речь? – уточнила Бану.

– Я не ношу клейма, в отличие от вас, мне не понять, что и как связывает вас с Рамиром. Но ему я предан, и он велел не задавать вопросов.

– В таком случае вот ответ: «Я даю тебе два месяца, Рамир. Ты найдешь меня по цвету, что носишь на левой руке. Да благословит тебя Кровавая Мать Сумерек». Запомнил?

Посыльный повторил слово в слово.

– Тогда свободен. Пусть и тебя благословит Госпожа Войны. – «В конце концов, это самое нужное сегодня благословение».

Бансабира расположилась ко сну, стараясь побыстрее заснуть и отдохнуть: утром перво-наперво нужно устроить обход раненых. Удивительно, но в сегодняшнем сражении пурпурное воинство не потеряло ни одного бойца. А вот пострадавших, в том числе со смертельными ранами, – добротное двузначное число. И кто знает, все ли они доживут до утра?

Из числа раненых от кровопотерь и болевого шока за ночь скончалось шесть человек. Остальные раненые сильно задерживали Бану, но выбора не было – пришлось загоститься в захваченном городе на неделю. Ох, и непозволительная роскошь, корила себя Бансабира, промедление.

Тем не менее людям давно пора отдохнуть и залатать дыры в рядах. А заодно – пограбить. Так лихо и много, как только удастся.

Темнобровый тан Ююл сжал в левой руке кубок с вином, замер, швырнул его в стену.

– Да когда уже сдохнет эта кровожадная баба?! – прогремел мужчина, заставив приближенных вздрогнуть. Заметив, как в страхе вжал голову в плечи самый младший из его сыновей, любимец от водной жены Миин, тан постарался умерить пыл: – Кто бы знал, что от такой маленькой танши будут такие большие проблемы?

Никто не посмел ответить. Гонца казнили.