Клинок Богини, гость и раб

Бану смерила его снисходительным взглядом: яды Шиады, да велика ли цена такой преданности? При первой же ошибке найдется куча народу, которая повесит на нее все грехи Этана, включая развал Ласбарнской Империи силами Западного Орса и Адани, который случился черт-те когда.

Танша усмехнулась, а потом и вовсе захохотала:

– Юдейр… – поднялась, обошла стол, взяла немного вяленого мяса с дальнего блюда – ближайшее к ней было уже пусто. – Сиди, – остановила вспружинившего Юдейра.

Поразмыслив, пододвинула к своему креслу все блюдо с едой и вернулась на место. Из-за закрытых дверей и приоткрытых ставней доносились звуки всеобщего гуляния и празднования очередной победы, перемешанные с воем взбудораженных волкодавов в передвижных псарнях.

– Садись рядом, поговорим по душам.

– Ч-что вы! Я не могу есть с вами вмес…

– Садись, сказала, – для пущей убедительности ткнула пальцем в сторону соседнего стула.

Юдейр сел. И опять покраснел.

– Секрет побед совсем не интересен, поверь. Самое главное, что ты должен понять, – прежде чем повести и обучить отряд или воинство, надо самому стать непобедимым. Потому что на самом деле, Юдейр, это единственное, что зависит от тебя. Возможность победы заключена только в противнике. Ты можешь не дать победить себя, и твой враг тоже может не дать одолеть его; соответственно победу можно знать, но ее нельзя сделать. В этом парадокс войны.

– Хотите сказать, вы никогда не были уверены в успехе, ведя людей? – Недоверие в голосе Юдейра размером сошло бы за тяжелую колесницу.

– Нет, – Бану ухмыльнулась, отрицательно качнув пальцем. – Ведя людей, Юдейр, я всегда знала, что не допущу их гибели, а это другое.

Приметив глубокую складку над переносицей молодого мужчины, Бану терпеливо вздохнула:

– Объясню подробнее, Юдейр. Скажи, ты понимаешь, почему я взялась за осады именно весной?

– Да, госпожа, – честно ответил юноша.

– Отлично. Тогда ты должен понимать, почему вчера вечером я приказала отойти от города. – Юноша кивнул, давая госпоже возможность продолжать. – Оранжевые нуждались в еде и воде, которые были у нас, грязных ублюдков, что пришли в их мирные дома и довели несчастных рыжих до форсированной фуражировки – поистине отчаянного шага, – заверила женщина. – Вместе с тем Сцира Алая или еще кто из Шаутов сейчас могли бы с легкостью врезаться нам во фланг в надежде по старой памяти, так сказать, раздавить нас на пару с рыжими. Но алые этого не делают – потому что знают, что союзы заключаются трудно, а распадаются легко. И как бы оранжевые ни ненавидели нас, Шаутов они ненавидят куда сильнее. Верна древняя истина – нет врага страшнее, чем вчерашний друг, поэтому Шауты знают, что оранжевые помогут не им, а нам. Мы с самого начала были честны в намерениях, а как это ни смешно, Юдейр, стоит изобразить из себя поборника честности и справедливости – и все мигом кидаются тебе помогать, даже если ты пытаешься разрушить весь привычный миропорядок. Ну или хотя бы перестают ставить палки в колеса и говорят, что ты безусловно во всем прав.

Юдейр таращился на таншу в таком недоумении, будто вообще только две минуты как проснулся и совсем не понимал, что происходит. Бану продолжила:

– В этом вся тайна: противника заманивают выгодой и удерживают вредом. Запомни, утомляется даже тот, кто исполнен сил, заставить голодать можно и сытого, а сдвинуть – прочно засевшего. Всегда ясно представляй, когда стоит биться, когда – отступать; когда брать числом, а когда – хитростью; всегда соблюдай осторожность – до тех пор, пока соблюдать ее не надоест противнику.

В голове Юдейра мелькнула яркая, как искра, мысль: «И ведь правда, она порой до тошноты терпелива».

– И самое главное, если хочешь побеждать в битвах, никогда не позволяй государю руководить тобой. Тем более нашему, – скривилась танша. – Будем честны, государи Яса, раман и раману, плевали на то, что делается в стране. Предоставленные сами себе, таны грызутся, а династия и в ус не дует. Но речь не о том.

– Подождите, госпожа! – Юдейр замахал руками. – Простите, – тут же извинился за дерзость. – За… зачем вы выговариваете мне такие… это?

Бану, несмотря на предшествующее радушие в голосе, проговорила неожиданно холодно:

– Потому что у меня большие планы, в том числе и на тебя. Постарайся не задираться и не забывать, что ты знаешь обо мне больше, чем другие. Если хоть один поступок или одно просочившееся слово всколыхнет во мне даже тень сомнения на твой счет, мне не придется гадать, чью голову сечь. Ты верно сказал, Юдейр, я всегда знаю, что должна делать.

Юдейр не дрогнул, продолжая прямо смотреть госпоже в лицо.

– Если однажды по какой-нибудь неведомой мне причине такое случится, тану, я сам подам вам меч и даже не помолюсь перед смертью, – заверил юноша.

– Почему? – внезапно спросила Бансабира, почувствовав насыщение и отодвигая от себя блюдо с мясом ближе к Юдейру.

– Что – почему? – заморгал оруженосец, вцепившись правой кистью в левое плечо. Инстинкт самосохранения безошибочно учуял подвох.