Клинок Богини, гость и раб

«Ну не шутка ли Богини, – подумала Шиада, – что у такого мужественно‑великолепного богатыря, как Агравейн, такая некрасивая сестра?»

Начались обряды, не доставлявшие удовольствия в первую очередь архиепископу Ликандру и королеве Гвендиор. Таланар к христианским обычаям был снисходительно добр. Ему, Верховному друиду, старовер‑король дал первое слово.

Наступила церемония поздравления. Когда очередь дошла до Шиады, девушка гордо и грациозно прошла к новобрачным. Сильным, поставленным голосом, какого трудно было ожидать от девицы пятнадцати лет, произнесла:

– Да укроет Богиня ваш союз Своим покрывалом.

Занялся пир. Шиада ела мало, пила воду. За столом занимала место между Роландом и Растагом. Если с последним беседа шла на удивление оживленно, со средним братом ей никак не удавалось наладить разговор. Жрицы с трудом могли долго сидеть в четырех стенах, где царили шум и праздность. Поэтому Ринна быстро ушла спать, а Шиада частенько выходила на улицу. Спокойствие и тишина, которых она столь остро жаждала в душном суетящемся городе и пышном дворце короля, были недостижимы, но во внутреннем дворе девушка все равно чувствовала себя лучше. Да и глазеющих здесь меньше. Прежде ей не приходило в голову, что ее внешность может вызывать такое внимание. Конечно, чем старше она становилась, тем чаще нет‑нет да и ловила на себе взгляды друидов – после обрядов, во время прогулок или, чаще всего, в часы обязательной работы в храме Воздаяния. Но никто из них не выказывал восхищения в столь недалекой форме, как присутствовавшие здесь лорды.

«У меня, в конце концов, не три ноги! – в возмущении думала Шиада, в очередной раз выходя на свежий воздух, стаскивая с волос покрывало и усаживаясь на скамью. – Сразу после свадьбы отправлюсь на Ангорат, и упаси меня Богиня покинуть его хоть однажды после этого!»

Мысли об Ангорате увели девушку в бездну воспоминаний. В памяти всплыли прекрасные пейзажи: спокойное, величественное озеро, отнюдь не страшное, каким казалось сначала, а возвышенное и гордое; светлое лазурное небо, рассекаемое взмах за взмахом крыльев орлами и стервятниками. С высоты их гнездищ на утесах острова с его лесами, тропками, колодцами, Каменными Кругами, обителями друидов и жриц, прудом и Дубом Жизни и Мудрости остров напоминал свернувшуюся кольцом венценосную Змею. Она мирно дремала на груди у вечности, охраняя древнюю мудрость змее‑людей. Восстал перед мысленным взором храм Шиады, Богини Возмездия, и, закрыв глаза, девушка ощутила аромат трав и масел, которые жглись там каждый день.

«И я тоже Шиада, хотя здесь никто, кроме Ринны, не зовет меня так. Правда ли, о Праматерь, что это Ты назначила мне это имя?»

– Король желает поговорить с тобой, дочка. – Девица вздрогнула от внезапного голоса. – Нельзя заставлять его ждать.

Без лишних слов жрица поднялась и последовала за Рейслоу.

Король – немолодой, ширококостный, с тяжелой челюстью, поросшей рыжеватой бородой, – первым делом спросил у племянницы истинное имя.

«Что еще за истинное имя?» – недовольно подумал Рейслоу.

– Меня нарекли Шиадой, мой король.

– Шиада? – медленно произнес Нирох. – Невиданно… Но я буду звать тебя именно Шиадой, и королева тоже будет звать тебя так. – Упомянутая королева Гвен с совершенно безучастным видом отвела глаза. – Скажи мне, Шиада, ты владеешь арфой?

– Конечно, я обучалась музыкальному искусству.

– Тогда спой нам, – улыбнулся Нирох.

– Петь?! Моей дочери, как какой‑то актерке? – возмутился Рейслоу.

– Музыка – великое искусство, отец, – нашлась Шиада. – С ее помощью мы познаем мир и тянемся к богам, и только ею можно усмирить гнев Праматери.

Герцог глянул на короля, тот для виду насупился.

– Разве могу я отказать королю в его просьбе? – Тон Рейслоу говорил, что с радостью отказал бы.

Шиада обратилась к королю: у нее нет инструмента.

– Что же ты думаешь, племянница, у меня в замке и арфы одной не сыщется? – улыбнулся Нирох и велел принести лиру.

Спустя несколько минут Шиада взяла в руки инструмент, который был больше ее собственного. Гамму нашла не сразу, приноравливаясь к арфе. Села в центре зала. Пальцы увереннее стали перебирать по струнам. Глубоко вдохнула и взяла первую ноту. Голос – нежный, сильный, грудной – прокатился по всей зале, заставив людей замолчать. Шиада не знала веселых свадебных песен. Только одну, и то не столько веселую, сколько именно свадебную. Она слышала ее в ночи Нэлейма, когда пели участники праздника плодородия. Следом за этой песней Нирох попросил спеть еще. Шиада пела и пела, наконец дошла до одной из самых любимых песен, совсем неуместной на свадьбе и все‑таки многим пришедшейся по душе. Речь шла о девушке, изо дня в день одиноко стоявшей на краю утеса и ожидавшей возвращения любимого. Она еще не знала, что его корабль вот уже год как разбился о скалы где‑то далеко на западе. Ветер неустанно трепал ее волосы, а она все смотрела и смотрела куда‑то вдаль, ожидая невозвратимое…