Клинок чести

Забурлившая ярость опалила сознание Котаро беспощадным пламенем безумия. Взревев, синоби вцепился в оружие противника и мощным ударом ребром ладони переломил его. Хаттори всё-таки упал. Но тут же освободился от захвата и кувырком ушёл в сторону, чтобы спустя всего несколько мгновений уже вновь крепко стоять на ногах, сжимая в руках обломок копья и будучи готовым встретить самоубийственную атаку обречённого синоби.

И увидел только его удаляющуюся спину…

Котаро бежал на пределе возможностей. Коридор петлял и извивался, огни факелов проносились мимо, размазываясь, словно хвостатые кометы. Котаро бежал, почуяв дыхание смерти. Бежал, чтобы выжить и однажды вернуться. И отомстить.

Выход из казематов вёл во внутренний двор замка сёгуна и находился между казармами асигару гарнизона. С натугой распахнув створку ворот, Котаро вышел на выложенную камнем площадь и глухо застонал.

На площади между казармами шла бойня.

Десятки самураев и сотни асигару стальным кольцом копий и мечей стиснули его учеников, навязав юным синоби неудобный открытый бой. Воинственные кличи, звон металла, крики боли, свист стрел… Всё это сливалось в смертельную какофонию битвы, обрамлявшую картину развернувшейся перед Котаро трагедии. Он видел, как они падали. Один за другим. И не мог вмешаться, потому что Хаттори Хандзо немыслимым образом смог его опередить и уже заступил путь, отрезая от учеников. Напрасно гибнущих учеников.

– У меня нет времени отлавливать их по всему сёгунату, – как-то буднично сказал самурай и взмахнул обломком копья. – Тебе не уйти, Котаро. Ты больше не сможешь сказать Ей «не сегодня».

– Мне уже некуда идти, верно, Хандзо?

– Да, – кивнул Хаттори, подтверждая догадки синоби. – Все ваши деревни оцеплены. Зачистка начнётся на рассвете.

Котаро закрыл глаза и прислушался. Звуки битвы впервые в жизни не звучали для него упоительной мелодией, зовущей и манящей, прекрасной и желанной. Голоса умирающих детей, которых он воспитывал последнюю дюжину лет, изменили всё. Слишком поздно изменили и слишком высокой ценой.

Раскинув руки в стороны, Котаро сосредоточился и призвал свой Дар, совершая невозможное – вокруг него вспыхнуло кольцо гибельно-зеленого пламени. За доли секунды оно выросло до высоты человеческого роста, превратившись в миниатюрное торнадо. Извивающееся, гибкое, хищное…

Синоби подпитывал «технику» бахиром и собственной жизнью, щедро оплачивая свою месть тем, чего уже совсем не жалел.

– Красиво. Отважно. Достойно. Но бесполезно, – прогремел голос Хаттори Хандзо, прорываясь сквозь завывание огненного торнадо. – Ты сам выбрал свою участь. Мне жаль. Иного выхода нет…

И всё вокруг поглотила Тьма…

…Холодный воздух обжёг его тело, пробравшись за пазуху толстого домашнего халата. Воспоминания отступили. На время. На время они оставят его в покое, чтобы вернуться и снова и снова терзать его голосами гибнущих детей. Они вернутся. Чтобы он помнил то, зачем вернулся из Тьмы.

Новый мир. Он слишком понравился вернувшемуся из безвременья Тьмы. Комфортный, куда более мягкий и не такой жестокий, как эпоха Воинствующих Царств.

Котаро хотел жить. Жить свободно, без оглядки на прошлое, познавая и созидая. Но за это следовало заплатить.

Ненависть карающим мечом нависала над ним. Воспоминания вернутся.

– Ты забрал моих детей, Хандзо. Мы сочтёмся, обязательно сочтёмся…

* * *

Выяснять отношения на поединках люди начали ещё до появления первой цивилизации. И чем дальше человек заходил в своём развитии, тем сложнее становилась доставшаяся нам от первобытных предков традиция.

Суд Чести стал в своём роде венцом этой эволюции. В Российской Империи подобное никогда не запрещалось, скорее наоборот: устав от раздирающих Русь боярских склок и скандалов, династия Рарогов в 1057 году издала указ, четко регламентирующий проведение подобных мероприятий. Дуэли не поощрялись. И в то же время именно поединок становился тем кардинальным методом решения проблем, что либо принуждал стороны как-то примириться, либо гасил конфликт в связи со скоропостижной кончиной одного из поединщиков.

– Дуэль заявлена «чистой». Кровная месть победителю в ней запрещена. Вы подтверждаете статус дуэли, господин Хаттори?

Разглядывая расслабленно стоящего Шереметева, я только молча кивнул головой Аскольду. Мозг же работал как вычислительная машина, обрабатывая поток поступающей информации о противнике.

Длинные руки и ноги давали ему небольшое преимущество в дистанции. Длинные, до плеча волосы цвета перца с солью Эдуард стянул в «хвост» и повязал сверху ярко-алую бандану; как и я, избавился от верхней одежды, оставшись лишь в сорочке с пышными рукавами и строгих замшевых брюках. Но если на мне были мягкие охотничьи сапоги, то Шереметьев выбивал по мрамору звонкую дробь каблуками стилизованных под старину башмаков. Сходство с придворным щёголем практически исчезло. Передо мной стоял вылитый флибустьер Карибского моря.

Самый большой интерес вызывала его шпага. Нет, ШПАГА.