Клинок чести

Доспех оказался древним артефактом работы Атлантов. А лучшим доказательством его необычности служили вплетенные в энергетический каркас целительные заклинания. Глубокое проникающее ранение грудной клетки и пробитое лёгкое он практически полностью излечил всего за несколько часов. И я рассчитывал, что с новыми ранами он справится столь же быстро и качественно.

– Эдуард! Двадцать пять вёсен минуло в этом году с тех пор, как ты появился на свет. Ума, видать, нажил недостаточно, раз младших задираешь?! – гремел распалившийся князь, нисколько не смущаясь лишними ушами и не жалея мрачнеющего Шереметева. – Из-за чего вы дрались?

– У него слишком длинный язык, ваше сиятельство, – бретёр неохотно указал на меня. – И как бы это смешно ни прозвучало: он первый начал!

Несдержанный ржач. Иного определения подобрать под смех немногочисленных окружающих я бы не смог при всём желании.

– А ну цыц! – осадил весельчаков князь. – Вздор! Даже я знаю, что дрались из-за бабы!

Простота нравов и склонность называть всё своими именами – именно эти качества импонировали мне в столь малознакомом человеке, с которым мне только раз довелось недолго поговорить.

– Может, хоть ты признаешься? – обратился ко мне Константин Ильич.

– Так ведь… Вы же и так всё знаете, ваше сиятельство, – удивился я заданному вопросу и непонимающим взглядом зашарил вокруг, пытаясь отыскать глазами «предмет» конфликта. Но той поблизости не оказалось. – Разве что не «баба». А баронесса Бладштайнер. Этот невоспитанный модник в кружевах её оскорбил.

– А ты, значит, вступился… Молодец! – покивал головой Константин Ильич. – А в бубен ему зачем зарядил?

Неожиданная постановка вопроса вынудила меня закашляться. Скрыть ироничную улыбку за обострившейся простудой не удалось. Однако князь только добродушно улыбнулся и как-то неопределённо взмахнул рукой, словно призывая меня не медлить с ответом.

– Нечего было угрожать и дёргаться, – пояснил я, разглаживая на обнажённом торсе пластырь, прикрывающий очищенную и зашитую рану на рёбрах. – У нас в Империи с этим строго. Не думаю, что в этом обычаи хоть сколько-нибудь различаются.

– Он спровоцировал меня! – взвился оскорбленный Эдуард, но, натолкнувшись на пристальный взгляд князя, тут же осел на занимаемое им кресло обратно.

– Да. И что? Разве ты стал бы слушать подростка? – лениво парировал я. – А теперь слушаешь как миленький. И перед баронессой повинишься. Ты чего вообще к ней прицепился?

Атмосфера в гостиной довольно резко изменилась – со всех сторон ощутимо пахнуло любопытством. Деланое безразличие на лицах и безучастные тихие разговоры между собой не просто не маскировали его, наоборот, оттеняли настолько, что интерес окружающих чувствовался ещё сильнее.

Высший свет везде одинаков. Что в Японии, что в России люди одинаково падки на сплетни…

– Не твоё дело, Хаттори, – огрызнулся Шереметев.

– Это МОЯ женщина, – неожиданно для самого себя заявил я. – А значит, и МОЁ дело.

Человек говорит правду в тот момент, когда не понимает, что именно он говорит.

– Шустрый малый! – хмыкнул князь, поглаживая свою бороду. – Когда ты всё успеваешь, Леон?

– Этого не может быть, – категорично мотнул головой Эдуард и вскочил на ноги. – Её отец дал согласие на наш брак!

– А она? – автоматически спросил я, с трудом удерживая прежнее выражение лица.

Мой недавний противник заметно стушевался. И тогда его добил князь:

– А за баронессу в качестве приданого прииски, поди, дают?

У Шереметева заалели уши. Мужчины в гостиной стали переглядываться и своеобразно ухмыляться. Ехидно и насмешливо.

– Это неважно! А ты, Леон Хаттори, не смей называть баронессу Бладштайнер своей женщиной!

– Иначе что? Вызовешь меня на дуэль?

– Довольно! Охолоните, молодые люди! – прервал наши пререкания князь. – Баронесса, внесите, наконец, ясность…

Как и когда она появилась в гостиной, так и осталось для меня тайной. Спокойная, отчуждённо прекрасная и недоступная, Алекса медленно приблизилась к князю и склонилась перед ним с изяществом опытной придворной дамы.

– Ваше сиятельство, рада приветствовать вас. Позвольте спросить: о какой ясности вы говорите?

Старый князь задумчиво смерил девушку взглядом, учтиво кивнул в ответ на её приветствие и, повернувшись ко мне и Шереметеву, сказал:

– А у вас губа не дура, молодые люди…

Алекса медленно выпрямилась и терпеливо ждала, когда князь снова заговорит с ней. А я… Я откровенно любовался ей, пользуясь моментом, и вёл внутренний диалог, пытаясь понять причину такой своей реакции на неё.

– Ясность, баронесса, требуется не мне. А этим молодым и горячим забиякам, что чуть не испортили праздник. Один утверждает, что является вашим женихом, другой так и вовсе объявил вас своей женщиной! – тем временем говорил князь Морозов. – Боюсь, если вы не расставите всё по своим местам, они рано или поздно повторят поединок. И не факт, что всё закончится малой кровью…

* * *

– Нелёгкий выдался год, Леон? – участливо спросил меня Константин Ильич, усаживая напротив себя за обеденный стол и жестом указывая на тарелки, полные самых разнообразных блюд.