Клинок его Величества

— Правильно! Поэтому для тех, кто не умеет думать, война начинается с черных вымпелов, поднятых на башнях, и заканчивается пиром победы. А те воистину великие ходы, которые и заставили одного из Игроков сдаться, видят лишь единицы. Какой из этого можно сделать вывод?

— Чем сильнее Игрок — тем незаметнее его ходы, сир! — немного подумав, ответил принц.

— Я тобой доволен, сын! — кивнул Молниеносный. — Ты вырос. И в тебе чувствуется моя кровь…

…«Я действительно вырос…» — мрачно думал Коэлин, шагая к своим покоям. — «Поэтому вижу слишком много признаков твоей слабости! Ты безвылазно сидишь в своих покоях уже почти две недели! Ты боишься покушений так, как будто в твоей груди бьется сердце зайца! Скажи, когда ты последний раз был на охоте, на прогулке или хотя бы на псарне? Когда ты показывался своим солдатам? Когда ты, наконец, возлегал с женщиной? Не помнишь? А я — помню! Ты постарел, отец! Поэтому должен уступить место тому, кто не боится никого и ничего! Посмотри — я, в отличие от тебя, живу! Да, меня целыми днями сопровождают два телохранителя, но только потому, что за меня боишься ты! Да, я тоже не выбираюсь из дворца — но только потому, что не вижу в этом необходимости. Да, я почти не гуляю — но не из страха перед личинами Утерсов, а потому, что занят планированием своего будущего. При этом я каждый день тренируюсь с твоими солдатами, которые скоро назовут королем МЕНЯ, навещаю своих коней и сплю с графиней де Вайзи… [74] Кстати, узнав о ней и обо мне, я бы на твоем месте забеспокоился: леди Оланна — это не Лусия де Ириен, перебывавшая в постели всех и каждого. Эта — волчица, чующая перемены одной из первых! Понимаешь? Нет, не понимаешь! Ибо ты — занят! Ты упиваешься собственным страхом! Ты живешь прошлым. И хотя ты все еще мнишь себя Игроком, ты не замечаешь тех ходов, которые делаю я…»

Второе «я» благоразумно молчало. Так же, как и телохранители, следующие за ним по пятам. И это не могло не радовать — значит, они чувствовали силу его духа и побаивались попасть под горячую руку…

…Добравшись до своих покоев, Коэлин прошел в предупредительно распахнутую лакеями дверь, жестом отпустил сунувшихся за ним воинов, и, упав в любимое кресло, дважды щелкнул пальцами.

Из-за портьеры высунулось симпатичное личико новенькой служанки:

— Вы что-то хотели, ваше высочество?

— Накрой на стол. Я голоден, как волк. И… отправь кого-нибудь в покои Серебряной Гривы: пусть передадут леди Оланне, что я изволю пригласить ее к ужину…

— Будет исполнено, ваше высочество! — протараторила девчушка, и, присев в глубоком реверансе, исчезла.

«Хм…» — мысленно хмыкнул принц, запоздало сообразив, что в вырезе платья новой служанки только что видел грудь, не менее аппетитную, чем грудь де Вайзи. — «А, ладно, потом! Куда она от меня денется?»

Девчушка вернулась в гостиную буквально через минуту. И, отодвинув в сторону портьеру, раздраженно зашипела. Мгновение — и к столу один за другим побежали насмерть перепуганные слуги.

«Молодец какая!» — восхитился принц. — «Интересно, что она им такого наговорила? Что я мрачен, как самая темная ночь? Или зол, как медведь-шатун? Или… Впрочем, какая разница — главное, что эти зажравшиеся лодыри бегают, выпучив глаза!»

…Выпроводив последнего слугу, девчушка вдруг сдвинула брови, и, смешно отклячив весьма симпатичную задницу, высунулась в коридор:

— Булар!!! Где тебя носит? Шевели мослами, дурень!!!

Представив себе тощие ноги нового чашника, Коэлин невольно улыбнулся: назвать их иначе, чем мослами, было действительно сложно.

— Ну же!!! Или прямо отсюда ты отправишься в Кошмар!

«О, как!» — удивленно приподнял бровь принц. И с интересом уставился на влетевшего в гостиную Булара.

Чашник был бледен, как смерть. На его носу и лбу серебрились капельки пота, а подбородок еле заметно подергивался от страха. Замерев на месте, он сложился в поясном поклоне, и, услышав над ухом недовольное шипение, в три прыжка оказался у стола:

— Киосское? Или, может быть, зальцское?

— Я тебя убью, дурень!!! — взбеленилась девчушка, и, подскочив к растерявшемуся чашнику, вырвала у него из рук бутыль с киосским: — Вон!!! Прошу прощения, ваше высочество, но он во дворце недавно, и не успел изучить ваши вкусы…

— А ты, значит, успела…

— Да, ваше высочество! — на всякий случай присев в реверансе, ответила она.

— Что ж, это радует… — усмехнулся принц, демонстративно задержав взгляд на ее округлостях, скрытых не особенно глубоким вырезом платья.

Поймав его взгляд, девчушка ничуть не удивилась. Однако задерживаться в нижней точке реверанса так, как это делали другие, не стала: выпрямившись и наполнив из бутыли любимый кубок Коэлина, она подхватила его тоненькими, но чрезвычайно красивыми пальчиками и с улыбкой спросила:

— Изволите пригубить, ваше высочество?

Еле заметной паузы между словами «изволите» и «пригубить» тоже не оказалось. Что заставило принца задуматься: девушка не захотела высказать ему свое согласие ни одним из наиболее известных способов, которыми обычно пользовались женщины!