Клинок его Величества

«Осталось совсем немного…» — мысленно обращаясь вроде бы к сородичу, но на самом деле успокаивая самого себя, подумал берз. — «Скоро вернется сын Алоя — и время понесется вскачь…»

…Как ни странно, ждать белолицего лайши пришлось не так уж и долго: он возник рядом с ложем Алвана перед самым закатом. И не один, а с каким-то северянином, чем-то неуловимо похожим на него:

— Это мой побратим, про которого я тебе говорил. У него все готово… Можем начинать…

— Ойра! — облегченно выдохнул Алван, мигом оказался на ногах, улыбнулся побратиму эрдэгэ, повернулся к своим воинам и рыкнул. На всю поляну: — Первые две сотни — со мной. Пешком… Остальные — здесь, с эрдэгэ.

На лицах тех, кто помнил Ош-иштар, заиграли улыбки. А в глазах давших Клятву Клятв после Большого Хэйвара появилась робкая Надежда…

…Переход по лесу берз почти не запомнил — мелькающие перед лицом ветви были похожи друга на друга, как две капли воды; трухлявые грибы проминались под сапогами точно так же, как и в лесу под Ларс-ойтэ, а овраги, в отличие от степных курганов, друг от друга не отличались вообще. Кроме того, Время неслось вскачь так быстро, что не давало вглядываться даже в ту тропу, которая ложилась под ноги… Впрочем, стоило отряду добраться до опушки леса, как оно замедлило свой бег. Вернее, почти остановилось. И дало волю распоясавшейся Тьме.

Ночь, будто издеваясь над Алван-берзом и его планами, тут же замедлила свой полет. Словно не собираясь прятать под своими крыльями те два перестрела поля, которые лежали между лесом и городскими стенами. Потом на небо выметнулся Идэгэ-шо… и искры из-под копыт [112] так щедро усыпали небосвод, что сияние от них осветило землю не хуже, чем лик Удири-бали.

«Ну, и как нам добираться до стен? Ползком, что ли?» — вглядываясь в темное пятно Сайка-ойтэ, мысленно спросил себя сын Давтала. И с трудом удержался от сокрушенного вздоха…

…Оказалось, что вздыхать нет необходимости: выждав какое-то время, Марух, сын Нардара просто повернулся к городу спиной и пошел в чащу! Недолгое плутание между кустов, остановка у самого обычного трухлявого пня, щелчок пальцами — и из-под куска дерна, поднявшегося в воздух, показалось улыбающееся лицо Касыма!

Кто-то из воинов, следующих за Алваном, восхищенно зацокал языком. И тут же получил тумака от своего десятника.

— Путь свободен, берз! — еле слышно прошептал тысячник, невесть как разглядев лицо своего берза в темноте. И… исчез! А вслед за ним исчез и Марух, сын Нардара.

Спрыгнув в черный провал сразу же за побратимом своего эрдэгэ, Алван нащупал ладонью стену, сделал первый шаг в темноту… и зажмурился от вспышки кресала.

— Тут можно со светом… — ухмыльнулся шири, поднял с пола стеклянную вазу, в которой бился огонек, и чуть ли не бегом унесся куда-то вниз…

…В огромной деревянной юрте, в которой закончилось одно из ответвлений подземного хода, пахло свежей землей и нечистотами. А еще в ней было жутко тесно: воины Касыма, пробравшиеся в Сайка-ойтэ вместе с Марухом, сыном Нардара, занимали чуть ли не ее половину. Впрочем, как только из подземного хода выбрался первый десяток Надзиров, в юрте стало чуть свободнее — Байзар, сына Шадрата, увел их к Южным воротам.

Следующий десяток увел его брат Ядрат. Потом пришел черед Жалгыза, Гирви и других «горожан»…

…Воины уходили в темноту один за другим. И каждый раз, когда кто-то из них выходил из юрты, снаружи раздавалось неприятное чавканье. Что это за звук, берз смог оценить сам. Эдак через полчаса. Когда проводил последних сородичей и вслед за Касымом выбрался наружу.

Оказалось, что проходы между каменными и деревянными юртами завалены нечистотами и гниющим мусором, а местным алхызам на это наплевать! В общем, почти всю дорогу до городских ворот Алван вглядывался не в улицы и переулки, а себе под ноги…

…— Пришли… — почти касаясь губами его уха, шепнул Касым.

Берз поднял голову, уткнулся взглядом в огромную каменную арку, тьму под которой перечеркивала чуть более светлая полоска массивного деревянного засова и удивленно сообразил, что вместе с телохранителями стоит чуть ли не по середине прохода между двух огромных каменных юрт. И… перед внутренними воротами города! А у засова, совершенно не скрываясь, суетятся его сородичи!

— С внешних ворот засов уже сняли… — вглядываясь куда-то между зубцов надвратной башни, сообщил шири. — Обе решетки на всякий случай начнут поднимать одновременно: маслом их, конечно, смазали, но они, скорее всего, все равно заскрипят…

— А где казарма городской стражи? — с трудом выговорив непривычные слова, спросил Алван. И на всякий случай оглянулся, проверяя, не видит ли кто-нибудь его и его воинов.

Касым показал рукой на высоченную юрту, пристроенную прямо к городской стене:

— Вот она. Но живых в ней уже нет. Потравили. А тех, кого не взял яд — прирезали…

— Тогда чего ты шепчешь?

— По привычке… Да и потом тут говорят, что город никогда не спит… — криво усмехнулся шири. Затем снова уставился на зубцы надвратной башни и после довольно продолжительной паузы скрестил руки над головой: — Ну наконец-то!

— Что, маалои подошли?