Клинок эмира. По ту сторону фронта

– Мы блокированы, – сказал Зарубин. – Отрезаны с трех сторон фашистами, а с четвертой – рекой. За реку пути нет.

Там нас, как цыплят, выловят. Противник сужает петлю, но не идет на нас. По данным нашей разведки, оккупанты уверены, что мы форсируем реку и будем искать спасения на той стороне. По этим же данным, к ним должна подойти для подкрепления венгерская воинская часть. Ждать нам нечего. Давайте советоваться и принимать решение.

Первым взял слово секретарь парторганизации отряда –

командир взвода Бойко. Он считал, что о выходе за реку не может быть и речи, и предложил прорвать блокаду двумя группами. Одна из них должна атаковать врага, двигаясь по северной просеке, другая – по западной. После прорыва обе группы должны собраться в условленном месте.

– Это волку в пасть, – бросил реплику начальник заготовительной команды Спивак.

– А что ты предлагаешь? – спросил его Пушкарев.

– Я так смотрю, – поднявшись с места, начал Спивак, –

что ничего мы тут особенного не придумаем…

– А ты за всех не думай! – перебил его Пушкарев.

Спивак, на обязанности которого лежала заготовка для отряда продовольствия, слыл человеком нехрабрым и на заготовительной работе держался только потому, что умел в любых условиях, каким-то ему одному ведомым способом, доставлять в лагерь муку, картофель и другие продукты. Последнее время стали поговаривать, что Спивак, вместо того чтобы нападать на склады и обозы противника, собирал продовольствие у мирных жителей. Рузметов и

Костров уже договорились после прорыва блокады тщательно проверить деятельность заготовительной команды.

Реплика Пушкарева смутила Спивака, но он тотчас оправился и высказал свою точку зрения. Он считал, что большими группами, а тем более, всем отрядом, не пробиться. Поэтому надо выходить в разных местах, мелкими группками, по три – пять человек.

– И с поднятыми руками и с листовками, которые только что разбросали немцы, – зло бросил Рузметов.

– Шутки тут неуместны, – обидчиво огрызнулся Спивак.

– А коль неуместны, так чего же ты шутишь? – рассмеялся Селифонов.

Спивак покраснел и уселся на место.

Горячие споры затянулись на два часа. Коммунисты понимали, что решается вопрос жизни и смерти отряда, и сознавали, какая огромная ответственность лежит сейчас на них.

Мнения разделились: одни предлагали пробиваться просеками, разбившись на две группы, другие – идти на прорыв всем отрядом.

Последним выступил капитан Костров.

– Выход через просеки исключается, – сказал он уверенно. – Противник и сам не пользуется просеками, потому что сделал их непроходимыми. Вот карта.

Он раскрыл карту и прикрепил ее на стене так, чтобы видно было всем.

– Смотрите! Вот минные поля на сотни метров, вот волчьи ямы, здесь колючая проволока, а это дзоты. Идти просеками – самоубийство.

Решили прорываться завтра ночью всем отрядом по фронту в триста – четыреста метров на самом густом участке леса. Идти строго на запад. На дневку собраться у озера, в восемнадцати километрах от лагеря. С наступлением ночи двигаться к запасному лагерю.

Командование отряда давно держало наготове запасный лагерь. Там были готовы землянки, шалаши, сараи, построенные еще саперами армейских частей.

– А тебе, товарищ Рузметов, – сказал Зарубин, – придется с группой подрывников, не ожидая никого, идти вперед. Надо проверить, может быть, немцы заминировали территорию запасного лагеря. Говорят, что они туда пробирались.

– Едва ли, – усомнился Добрынин, – место там уж больно глухое.

– Все равно надо проверить, – поддержал Зарубина

Пушкарев.

– Я не возражаю. Мне не верится только, чтобы туда фашисты нос сунули.

Вторым в повестке дня стоял вопрос о связи с соседними партизанскими отрядами. Всем было известно, что поблизости действуют другие партизаны. Подтверждали это жители деревень, подтверждали и сводки Совинформбюро.

Прошлой осенью партизаны отдельного взвода, возвращаясь с разведки, подобрали и доставили в свое расположение подорвавшегося на мине парня. У него начиналась гангрена. Он бредил. Надо было спасать человеку жизнь, хотя партизаны и не знали, кто он такой: свой или предатель. На счастье, в это время во взвод пришел фельдшер отряда. Фельдшер серьезных операций никогда не делал, но раздумывать не приходилось. Он оперировал умирающего и спас его. Единственным инструментом, которым располагал фельдшер, была пила-ножовка, и ею он произвел операцию. Парень долго боролся со смертью, но все же одолел ее. Придя в себя, он сказал, что является партизаном отряда, действующего в шестидесяти километрах отсюда. Ему дали карту, и он показал, где расположен их отряд, Когда он оправился от операции, его доставили в лагерь к Зарубину.

А в феврале, когда стихли бураны, Зарубин отобрал двух боевых ребят, знающих местность, снабдил их всем необходимым, поставил на лыжи и проводил в дорогу. Им поручили найти отряд, в котором служил подорвавшийся на мине паренек, связаться с командованием, договориться о связи и как можно скорее, не задерживаясь, вернуться домой.