Клинок эмира. По ту сторону фронта

– Кажется, я с ним на днях сам постараюсь поближе познакомиться. Надеюсь, что после этого знакомства поезда по нему недели две ходить не будут.

– Горяч ты, я вижу, парень!… – недоверчиво протянул

Добрынин.

– Потомок Чингисхана, – гордо ответил Рахматулин.

– Мы уже не раз пробовали получше познакомиться с этим мостом, – заметил Веремчук, – да ничего не получалось. Людей жаль. Ты учти, что на мосту овчарок держат. А

они наш партизанский запах за пять верст чуют.

– Мне на это наплевать, – небрежно сказал Рахматулин.

– Я мост подниму в воздух и ни одного человека не потеряю.

«Вот уж не люблю, когда зря бахвалятся, – подумал

Веремчук и внимательно вгляделся в Рахматулина. – Уж не выпил ли он, грешным делом?»

– Ладно, не тяни. Если задумал что – рассказывай, –

предложил комиссар, которому надоела эта словесная перепалка.

И Рахматулин рассказал.

Идея зародилась у него еще ранней весной, когда недалеко от железнодорожной будки путеобходчика Рахматулин с группой партизан захватил троих немцев, ехавших по линии на автодрезине. Вполне исправную дрезину

Рахматулин тогда же припрятал в лесу, надеясь, что она еще пригодится. И постепенно у него созрел план. Прежде всего с помощью путеобходчика, помогавшего партизанам, Рахматулин установил расстояние от моста до заранее намеченного пункта в лесу на линии железной дороги. От этого места до моста оказалось ровно две тысячи двести метров. Далее Рахматулин стал подсчитывать, какое расстояние проходит автодрезина за одну секунду и сколько потребуется времени, чтобы она прошла две тысячи двести метров. Это определялось не теоретически, а практически.

Четыре раза Рахматулин и путеобходчик ставили дрезину на рельсы и, подвергаясь опасности наскочить на немецкий патруль, гоняли ее на нужное расстояние. В двух случаях время совпало до одной секунды, а в двух других получилось расхождение на полсекунды и секунду.

После этого Рахматулин посвятил в свою тайну Рузметова и попросил сконструировать взрыватель, который взорвался бы точно в назначенное время.

– И теперь вот он, этот взрыватель, – похвалился Рахматулин, показывая небольшую цинковую коробочку. –

Это трофейный взрыватель с часовым механизмом. Поставлен на нужное время. Уложу я на дрезинку полтонны взрывчатки, отверну скобочку и пущу моторчик.

Предприятие, задуманное Рахматулиным, особенно остро захватило Веремчука, любителя необычайных, смелых операций.

По приезде в лагерь взрыватель был подвергнут тщательному исследованию. У Веремчука возникло опасение: а вдруг он «сработает» на две-три секунды позднее, чем следует? Этого времени достаточно для того, чтобы дрезина пробежала мост.

– А ты учел, что дрезина будет идти с полутонным грузом? – спросил он Рахматулина.

– А как же! – улыбнулся Рахматулин. – Мы гоняли дрезину с пятью мешками земли.

Тогда возник другой вопрос: а что, если навстречу попадется поезд? Но Рахматулин предусмотрел и это. Он решил пустить дрезину вслед за поездом, который пойдет к мосту. Это совершенно исключало возможность встречи с другим составом, так как линия была однопутная.

Вечером возвратились разведчики. Они доложили, что в связи с большим подъемом воды в реке на мосту ведутся какие-то работы.

– Хорошо видели? – спросил Веремчук.

– Отлично, – доложил разведчик. – У нас один бинокль шестикратный, другой – десятикратный. Все как на ладошке.

Но сомнения все еще одолевали Веремчука. Он старался внести полную ясность в намеченный план диверсии, искал в нем слабые места, хотел предусмотреть каждую деталь.

– Пустим дрезину утром, – сказал Рахматулин.

– Почему утром? – удивился Веремчук.

– Фашисты, товарищ лейтенант, не дураки, – засмеялся

Рахматулин и принялся объяснять, в чем дело.

Со слов путеобходчика ему было известно, что в ночное время при подходе к мосту поезда дают условные световые и звуковые сигналы. При отсутствии их по составу немедленно откроют огонь.

– А с какими сигналами проходит дрезина, нам неизвестно, – добавил Рахматулин.

– Но пускать ее утром, при свете, это же сумасбродство!

– воскликнул Веремчук. – Заметят издали открытую дрезину без людей, поставят несколько «башмаков» на рельсы, и дрезина слетит под откос.

– Мы посадим на дрезину двух человек в немецкой форме, – сказал Рахматулин.

«Рехнулся парень, – подумал Веремчук. – Определенно рехнулся». Он недоуменно смотрел в узкие глаза Рахматулина.

– Пойдем, товарищ лейтенант, – предложил Рахматулин, – познакомлю тебя с этими людьми.

Около своей землянки Рахматулин пропустил лейтенанта вперед. Сделав два шага, Веремчук вначале на секунду замер от неожиданности, а потом так расхохотался, что на глазах его показались слезы.

На нарах, свесив ноги и опустив руки, сидели в естественных позах два чучела в полной форме эсэсовцев. Чучела были сделаны так искусно, что на расстоянии двадцати-тридцати метров их можно было принять за живых людей.

– Убил!… Наповал убил!… – почти всхлипывал Веремчук, держась за живот. – Надо же придумать!… Кто это соорудил?

Оказалось, что чучела соорудил партизанский парикмахер Суровецкий, который тридцать лет работал гримером в разных театрах.