Клинок флибустьера

Любимый муж ушел от нее, бросил ее, как ненужную вещь… и теперь его смерть не показалась ей такой ужасной. Он сломал их прежнюю жизнь — и сам погиб под ее обломками…

Нет, поняла Мила, это неправда, она сама себя обманывает.

Смерть Павла, несмотря ни на что, стала для нее ударом… почти невыносимым ударом… вместе с ним умерла, погибла большая часть ее жизни… большая часть ее самой.

Сможет ли она увидеть его мертвым? Вынесет ли она это зрелище?

Мила даже замедлила шаги, она хотела отказаться от опознания… но тут же ей пришло в голову, что, не увидев Павла, она будет сомневаться, он ли это погиб в сгоревшей машине… И вообще, тут, в полиции, еще не так поймут ее отказ.

Нет, нужно увидеть его, убедиться в том, что все кончено. Что Павла нет.

— Милица Владимировна, — капитан Супников настороженно взглянул на нее, — вы как вообще? Вам плохо?

— Нет-нет, все нормально!

— Вы точно готовы к опознанию?

— Готова! — как могла твердо ответила Мила.

Они спустились на первый этаж, затем — еще ниже, в подвал, и оказались перед обитой металлом дверью.

Капитан позвонил, дверь открылась, на пороге появился долговязый человек в белом халате, с глубоко посаженными глазами и трехдневной щетиной на впалых щеках.

— Здоров, Филаретыч! — приветствовал его капитан.

— Ты, Васильич? — Человек в халате удивленно взглянул на Супникова. — По какому вопросу?

— Вот, женщину на опознание привел. — Капитан кивнул на Милу.

— Чье?

— Того шашлыка обгорелого с Таллиннского шоссе… — Капитан покосился на Милу и смущенно добавил: — Извините, Милица Владимировна…

— Так его уже опознала женщина, — удивился Филаретыч.

Мила вздрогнула: какая это женщина опознала Павла? Уж не та ли, к которой он ушел? Эта, новая?

Сердце ее кольнула ржавая игла запоздалой и неуместной ревности. Даже здесь она ее обошла! Хотя, чего уж там… что теперь делить… самое страшное уже произошло…

— Какая еще женщина? — фыркнул Супников, почти дословно повторив Милину невысказанную мысль. — Ничего не знаю, я законную супругу привел! У меня протокол!

— Ну, привел и привел, — покладисто проговорил работник морга, — проходите тогда… будьте как дома! Шучу…

— Шутки у тебя, Филаретыч…

— Какая работа, такие и шутки!

Супников пропустил Милу вперед, прошел следом за ней.

Они оказались в пустой, очень холодной комнате, в которую выходило несколько дверей.

Супников переглянулся с Филаретычем, и тот сказал Миле:

— Одну минуточку подождем. Вам, может, накапать чего?

— Чего? — тупо переспросила Мила.

— Ну, можно валерьянки или чего посильнее.

— Не надо, — решительно отказалась Мила.

— Ну смотрите…

В это время одна из дверей распахнулась, и оттуда вышла во всей красе Таисья, сестра Павлика. Лицо ее, и обычно некрасивое, сейчас было просто ужасно, оно было перекошено, на щеках горели багровые пятна. Рядом с ней шел приземистый мужчина с курчавыми черными волосами, спускающимися до самых глаз.

Мила попятилась.

Ну да, как же она сразу не поняла! Вот кто та женщина, которая раньше ее прилетела на труп Павла, как навозная муха на кусок подгнившего мяса!

Таисья, тяжело дыша, повернулась к своему курчавому спутнику и проговорила:

— Да, я уверена, это он! Это Павел! Говорю вам, я уверена! И подпишу все, что надо!

Тут она заметила Милу, и лицо ее еще больше перекосилось, челюсть отвисла, и глаза чуть не вылезли из орбит.

— Ты?! — взревела она, как раненая медведица. — Зачем ты сюда притащилась? Это ты во всем виновата! Ты!

Она повернулась к своему спутнику и выпалила звенящим от ненависти голосом:

— Кто ее сюда пустил? Это она во всем виновата! Это из-за нее погиб мой брат!

С этими словами она снова развернулась к Миле и, казалось, готова была наброситься на нее. Но дальше намерения не пошла.

Курчавый тип деликатно придержал ее за локоть и примирительно проговорил:

— Таисья Павловна, не горячитесь. Вы сказали, что готовы подписать протокол опознания. Пойдемте сюда и подпишем его… — И он повлек Таисью к следующей двери.

Едва дверь за ней закрылась, Супников покосился на Милу:

— Это кто же такая?

— Сестра Павла, — лаконично ответила Мила.

— Сложные у вас отношения! — вздохнул капитан. — Говорят же — золовка хуже свекрови! Вот у меня тоже сестрица с супругой не ладят! Прямо беда!

Он еще раз вздохнул, разгладил лицо и бодро проговорил:

— Ну, пройдемте на опознание!

Дверь перед ними открылась, и Мила оказалась в комнате еще более холодной, чем первая.

Комната эта была просторна и ярко освещена.

По ее стенам были размещены секции с металлическими ручками, отдаленно напоминающие ячейки камеры хранения. Посреди комнаты стояли две металлические каталки, накрытые простынями.

Мила взглянула на эти каталки — но на них никого не было.

Только теперь она заметила маленького плотного человека в таком же, как у Филаретыча, белом халате, только более заношенном, с подозрительным пятном на рукаве.

— Тоже на опознание? — спросил он квакающим голосом. — Вам которого выкатить?

— Обгорелого, с Таллинского шоссе.

— Снова-здорово! — Коротышка подошел к одной из секций, потянул за ручку, и секция выкатилась из стены, представив свое содержимое на всеобщее внимание.

Мила взглянула.